Пост N: 423
Info: 2-й админ
Зарегистрирован: 03.12.06
Откуда: Брянск
Рейтинг:
0
Фото:
Замечания:
Отправлено: 21.05.09 20:11. Заголовок: ОПЯТЬ ВЕСНА Борис П..
ОПЯТЬ ВЕСНА Борис Пастернак
Поезд ушел. Насыпь черна. Где я дорогу впотьмах раздобуду? Неузнаваемая сторона, Хоть я и сутки только отсюда. Замер на шпалах лязг чугуна. Вдруг - что за новая, право, причуда? Бестолочь, кумушек пересуды... Что их попутал за сатана?
Где я обрывки этих речей Слышал уж как-то порой прошлогодней? Ах, это сызнова, верно, сегодня Вышел из рощи ночью ручей. Это, как в прежние времена, Сдвинула льдины и вздулась запруда. Это поистине новое чудо, Это, как прежде, снова весна.
Это она, это она, Это ее чародейство и диво. Это ее телогрейка за ивой, Плечи, косынка, стан и спина. Это Снегурка у края обрыва. Это о ней из оврага со дна Льется безумолку бред торопливый Полубезумного болтуна.
Это пред ней, заливая преграды, Тонет в чаду водяном быстрина, Лампой висячего водопада К круче с шипеньем пригвождена. Это, зубами стуча от простуды, Льется чрез край ледяная струя В пруд и из пруда в другую посуду,- Речь половодья - бред бытия.
Пост N: 425
Info: 2-й админ
Зарегистрирован: 03.12.06
Откуда: Брянск
Рейтинг:
0
Фото:
Замечания:
Отправлено: 22.05.09 17:12. Заголовок: Коли уж эта ветка на..
Коли уж эта ветка началась лирикой брянского поэта Андрея Бертыша - вот еще несколько созвучных нашей подборке вещей с его авторской странички на Стихи.ру:
Мандельштаму
1 Получив за выпущенный «Камень» Угодивший в петербуржский свет Собирая потными руками Россыпь отчеканенных монет - Вы как будто маленькие солнца, Но они ответили ему Мы непоэтичные червонцы Нам твои сравнения не к чему Первых твоих строчек гонорары, Но не знал тогда что тебя ждёт Лагерные струганные нары И на баржу и с баржОй под лёд 2 Во те камера, а вот те на-ка Отречение Пастернака И наверно не многие знали О Петрарке на лесоповале И скажу тебе без утайки Не во всякой уместится голове Голос твой - пайка, пайка, дай пайку, Ты наверно взял две 3 Мальчиков таких утонченных Мать Россия долго ждала И готовила для заключенных В лагерях своих номера
Кризис
Довольно распушая перья Не очевидные кому-то Лениво движется империя Ища последнего приюта
Сенаторы заняли лежбища Какие мы пока не знаем И нет последнего прибежища По классику для негодяев ----------------------- Стреляя людьми из пушек В высокие светлые дали Дайте детям игрушек Что бы они не рыдали ---------------------- В СССР был страшный дефицит Красиво жили только единицы Теперь же нам по ходу предстоит Лишь дефицит кладбищенской землицы
Пост N: 448
Info: 2-й админ
Зарегистрирован: 03.12.06
Откуда: Брянск
Рейтинг:
0
Фото:
Замечания:
Отправлено: 16.06.09 05:33. Заголовок: 15 июня 1867 года ро..
15 июня 1867 года родился Константин Бальмонт, на многие десятилетия забытый, как «буржуазный поэт». Ныне же очевидно, что Бальмонт был выдающимся представителем «серебряного века русской литературы»: http://www.ruscenter.ru/110.html
К ЕЛЕНЕ
О Елена, Елена, Елена, Как виденье, явись мне скорей. Ты бледна и прекрасна, как пена Озаренных луною морей.
Ты мечтою открыта для света, Ты душою открыта для тьмы. Ты навеки свободное лето, Никогда не узнаешь зимы.
Ты для мрака открыта душою, И во тьме ты мерцаешь, как свет. И, прозрев, я навеки с тобою, Я — твой раб, я — твой брат — и поэт.
Ты сумела сказать мне без речи: С красотою красиво живи, Полюби эту грудь, эти плечи, Но, любя, полюби без любви.
Ты сумела сказать мне без слова: Я свободна, я вечно одна, Как роптание моря ночного, Как на небе вечернем луна.
Ты правдива, хотя ты измена, Ты и смерть, ты и жизнь кораблей. О Елена, Елена, Елена, Ты красивая пена морей.
Когда то подобрал стихотворения и просто строки М. Волошина которые показались мне наиболее близкими к мировоззрению ИАЕ, потом даже начал работу над комментариями, но, честно говоря забросил. На творчество М. Волошина мы выходим всё вернее, и, наверное, эта подборка будет интересной. Буду благодарен за любые дополнительные строки, равно как и комментарии и соображения.
Волошин Максимилиан
ИЗБРАННОЕ (МНОЮ)
И мир, как море пред зарёю, И я иду по лону вод, И подо мной, и надо мною Трепещет звёздный небосвод.
С какой тоской из водной глубины К тебе растут сквозь мглу моих распятий К Диане бедной, к горестной Гекате, Змеиные, непрожитые сны!
И сладостен, и жутко безотраден Алмазный бред морщин твоих и впадин, Твоих морей блестящая слюда –
Как страстный вопль в бесстрастности эфира… Как крик тоски, застывший глыбой льда, Ты мёртвый лик отвергнутого мира!
1907
***
Под ногой сияющие грозди – Пыль миров и пламя белых звезд. Вы, миры, – вы огненные гвозди Вечный дух распявшие на крест.
Разорвись завеса в тёмном храме, Разомкнись лазоревая твердь! Вот она, как ангел, над мирами, Факел жизни – огненная Смерть!
1907
***
Излом волны Сияет аметистом, Струистыми Смарагдами огней… О, эти сны О небе золотистом! О пристани Крылатых кораблей!..
1907
***
Сердце мира, солнце Алкиана, Сноп огня в сиянии Плеяд! Над зеркальной влагой Океана – Грозди солнц, созвездий виноград.
С тихим звоном, стройно и нескоро, Возносясь над чёрною водой, Золотые числа Пифагора Выпадают мерной чередой.
Как рыбак из малой Галилеи, Как в степях халдейские волхвы, Ночь-фиал, из уст твоей лилеи Пью алмазы влажной синевы!
«Сердце мира, солнце Алкиана…» Алкиан (Альциона) — самая яркая звезда в скоплении Плеяд. Немецкий астроном И.-Г. Медлер считал, что это центр, вокруг которого вращается вся наша звездная система. Пифагор Самосский (ок. 570 — ок. 500 до н. э.) — древнегреческий мыслитель, в частности связывавший астрономические теории с учением о числах. Галилея — одна из трех областей, на которые разделялась Палестина при римлянах. Волхвы — мудрецы-звездочеты. Халдеи — семитские скотоводческие племена, жившие в I тысячелетии до н. э. между Тигром и Евфратом. Фиал (фиала) (гр.) — чаша для возлияний богам.
1907 Коктебель
***
CORONA ASTRALIS (Звёздный венок)
1
В мирах любви неверные кометы, Сквозь горних сфер мерцающий стожар – Клубы огня, мятущийся пожар, Вселенских бурь блуждающие светы
Мы вдаль несём… Пусть тёмные планеты В нас видят меч грозящих миру кар, – Мы правим путь свой к солнцу, как Икар, Плащом ветров и пламени одеты.
Но – странные, – его коснувшись, прочь Стремим свой бег: от солнца снова в ночь – Вдаль, по путям парабол безвозвратных…
Слепой мятеж наш дерзкий путь стремит В багровой тьме закатов незакатных… Закрыт нам путь проверенных орбит!
2
Закрыт нам путь проверенных орбит! Нарушен лад молитвенного строя… Земным богам земные храмы строя, Нас жрец земли земле не причастит.
Безумьем снов скитальный дух повит. Как пчёлы мы, отставшие от роя!.. Мы беглецы, и сзади наша Троя, И зарево наш парус багрянит.
Дыханьем бурь таинственно влекомы, По свиткам троп, по росстаням дорог Стремимся мы. Суров наш путь и строг.
И пусть кругом грохочут глухо громы, Пусть веет вихрь сомнений и обид, – Явь наших снов земля не истребит!
3
Явь наших снов земля не истребит: В парче лучей истают тихо зори, Журчанье утр сольётся в дневном хоре, Ущербный серп истлеет и сгорит.
Седая зыбь в алмазы раздробит Снопы лучей, рассыпанные в море, Но тех ночей, разверстых на Фаворе, Блеск близких солнц в душе не победит.
Нас не слепят полдневные экстазы Земных пустынь, ни жидкие топазы, Ни токи смол, ни золото лучей.
Мы шёлком лун, как ризами, одеты, Нам ведом день немеркнущих ночей, – Полночных Солнц к себе нас манят светы.
4
Полночных Солнц к себе нас манят светы… В колодцах труб пытливый тонет взгляд. Алмазный бег вселенные стремят: Системы звёзд, туманности, планеты,
От Альфы Пса до Веги и от Беты Медведицы до трепетных Плеяд – Они простор небесный бороздят, Творя во тьме свершенья и обеты.
О, пыль миров! О, рой священных пчёл! Я исследил, измерил, взвесил, счёл, Дал имена, составил карты, сметы…
Но ужас звёзд от знанья не потух. Мы помним всё: наш древний тёмный дух Ах, не крещён в глубоких водах Леты!
5
Ах, не крещён в глубоких водах Леты Наш звёздный дух забвением ночей! Он не испил от Орковых ключей, Он не принёс подземные обеты.
Не замкнут круг. Заклятья не допеты… Когда для всех сапфирами лучей Сияет день, журчит в полях ручей, – Для нас во мгле слепые бродят светы,
Шуршит тростник, мерцает тьма болот, Напрасный ветр свивает и несёт Осенний рой теней Персефонеи,
Печальный взор вперяет в ночь Пелид… Но он ещё тоскливей и грустнее, Наш горький дух… И память нас томит.
6
Наш горький дух… (И память нас томит…) Наш горький дух пророс из тьмы, как травы, В нём навий яд, могильные отравы. В нём время спит как в недрах пирамид.
Но ни порфир, ни мрамор, ни гранит Не создадут незыблемой оправы Для роковой, пролитой в вечность лавы, Что в нас свой ток невидимо струит.
Гробницы Солнц! Миров погибших Урна! И труп Луны! И мёртвый лик Сатурна – Запомнит мозг и сердце затаит:
В крушеньях звёзд рождалась мысль и крепла, Но дух устал от свеянного пепла, – В нас тлеет боль внежизненных обид!
7
В нас тлеет боль внежизненных обид. Томит печаль, и глухо точит пламя, И всех скорбей развёрнутое знамя В ветрах тоски уныло шелестит.
Но пусть огонь и жалит и язвит Певучий дух, задушенный телами, – Лаокоон, опутанный узлами Горючих змей, напрягся… и молчит.
И никогда – ни счастье этой боли, Ни гордость уз, ни радости неволи, Ни наш экстаз безвыходной тюрьмы
Не отдадим за все забвенья Леты! Грааль скорбей несём по миру мы – Изгнанники, скитальцы и поэты!
8
Изгнанники, скитальцы и поэты – Кто жаждал быть, но стать ничем не смог… У птиц – гнездо, у зверя – тёмный лог, А посох – нам и нищенства заветы.
Долг не свершён, не сдержанны обеты, Не пройден путь, и жребий нас обрёк Мечтам всех троп, сомненьям всех дорог… Расплёскан мёд, и песни не допеты.
О, в срывах воль найти, познать себя И, горький стыд смиренно возлюбя, Припасть к земле, искать в пустыне воду,
К чужим шатрам идти просить свой хлеб, Подобным стать бродячему рапсоду – Тому, кто зряч, но светом дня ослеп.
9
Тому, кто зряч, но светом дня ослеп, – Смысл голосов, звук слов, событий звенья, И запах тел, и шорохи растенья – Весь тайный строй сплетений, швов и скреп
Раскрыт во тьме. Податель света – Феб Даёт слепцам глубинные прозренья. Скрыт в яслях бог. Пещера заточенья Превращена в рождественский вертеп.
Праматерь ночь, лелея в тёмном чреве Скупым отцом ей возвращённый плод, Свои дары избраннику несёт –
Тому кто в тьму был Солнцем ввергнут в гневе, Кто стал слепым игралищем судеб, Тому, кто жив и брошенный в тёмный склеп.
10
Тому, кто жив и брошен в тёмный склеп, Видны края расписанной гробницы: И Солнца чёлн, богов подземных лица, И строй земли: в полях маис и хлеб,
Быки идут, жнёт серп, бьёт колос цеп, В реке плоты, спит зверь, вьют гнёзда птицы, – То видит он из складок плащаницы И смену дней, и ход людских судеб.
Без радости, без слёз, без сожаленья Следить людей напрасные волненья, Без тёмных дум, без мысли «почему?»,
Вне бытия, вне воли, вне желанья, Вкусив покой неведомый тому, Кому земля – священный край изгнанья.
11
Кому земля – священный край изгнанья, Того простор полей не веселит, Но каждый шаг, но каждый миг таит Иных миров в себе напоминанья.
В душе встают неясные мерцанья, Как будто он на камнях древних плит Хотел прочесть священный алфавит И позабыл понятий начертанья.
И бродит он в пыли земных дорог – Отступник жрец, себя забывший бог, Следя в вещах знакомые узоры.
Он тот, кому погибель не дана, Кто, встретив смерть, в смущеньи клонит взоры, Кто видит сны и помнит имена.
12
Кто видит сны и помнит имена, Кто слышит трав прерывистые речи, Кому ясны идущих дней предтечи, Кому поёт влюблённая волна,
Тот, чья душа землёй убелена, Кто бремя дум, как плащ, принял на плечи, Кто возжигал мистические свечи, Кого влекла Изиды пелена,
Кто не пошёл искать земной услады Ни в плясках жриц, ни в оргиях менад, Кто в чашу нег не выжал виноград,
Кто, как Орфей, нарушив все преграды, Всё ж не извёл родную тень со дна, – Тому в любви не радость встреч дана.
13
Тому в любви не радость встреч дана, Кто в страсти ждал не сладкого забвенья, Кто в ласках тел не ведал утоленья, Кто не испил смертельного вина.
Страшится он принять на рамена Ярмо надежд и тяжкий груз свершенья, Не хочет уз и рвёт живые звенья, Которыми связует нас Луна.
Своей тоски – навеки одинокой, Как зыбь морей пустынной и широкой, – Он не отдаст. Кто оцет жаждал – тот
И в самый миг последнего страданья Не мирный путь блаженства изберёт, А тёмные восторги расставанья.
14
А тёмные восторги расставанья. А пепел грёз и боль свиданий – нам. Нам не ступать по синим лунным льнам, Нам не хранить стыдливого молчанья.
Мы шепчем всем ненужные признанья, От милых рук бежим к обманным снам, Не видим лиц и верим именам, Томясь в путях напрасного скитанья.
Со всех сторон из мглы глядят на нас Зрачки чужих, всегда враждебных глаз. Ни светом звёзд, ни солнцем не согреты, Стремя свой путь в пространствах вечной тьмы, В себе несём своё изгнанье мы – В мирах любви неверные кометы!
15. Ключ
В мирах любви, – неверные кометы, – Закрыт нам путь проверенных орбит! Явь наших снов земля не истребит – Полночных солнц к себе нас манят светы.
Ах, не крещён в глубоких водах Леты Наш горький дух, и память нас томит. В нас тлеет боль внежизненных обид – Изгнанники, скитальцы и поэты!
Тому, кто зряч, но светом дня ослеп, Тому, кто жив и брошен в тёмный склеп, Кому земля – священный край изгнанья,
Кто видит сны и помнит имена, – Тому в любви не радость встреч дана, А тёмные восторги расставанья!
Август 1909 Коктебель
Венок сонетов («Звездный венок») — сложная художественная форма. Цикл сонетов образует единое целое благодаря сонету-ключу (магистралу). Каждая его строка является соответственно первой или последней строками других четырнадцати сонетов. «Звездный венок» отмечен совершенством формы и глубиной философского содержания. Человеческий дух, как считает поэт, «вбирает» в себя не только историю земли, но и Вселенной. Это «себя забывший Бог», воплощенный в человеческое тело и обязанный пройти через все перипетии земного бытия. Однако тоска и память о вечности не позволяют ему полностью отдаться реальной жизни. Поэтому и составляют они особую касту среди людей — «изгнанники, скитальцы и поэты». В цикле сонетов ощутимы влияния различных мистических учений.
Лета (гр.) — река забвения. Стожар (стожары) — созвездие Плеяд. Икар — сын Дедала, который сделал для себя и сына крылья из перьев, скрепленных воском, с помощью которых Дедал и Икар улетели с острова Крит, спасаясь от тирании царя Миноса. Икар поднялся слишком высоко к солнцу, которое растопило воск, и юноша упал в море. Троя (Илион) — древний город Малой Азии. Согласно мифам, был разрушен в результате греко-троянской войны. Фавор — гора, на которой произошло легендарное преображение Христа, явившегося своим ученикам в образе Бога. Альфа Пса — Сириус, звезда в созвездии Большого Пса. Вега — звезда в созвездии Лиры. Бета — звезда Мерак в созвездии Большой Медведицы. Орковы ключи — в римской мифологии ключи мертвой воды, бьющие в подземном царстве бога смерти Орка (Оркуса). Персефонея (Персефона) — в греческой мифологии владычица загробного мира, жена Аида. Пелид — Ахилл, герой гомеровской «Илиады», сражавшийся и погибший под стенами Трои. Навий яд — трупный яд. Сатурн — в римской мифологии бог посевов, покровитель земледелия, древнейший царь Италии; первоначально отождествлялся с Кроносом (пожирающим своих детей), что дало повод интерпретировать его как неумолимое время, поглощающее то, что породило, или как семя, возвращающееся в породившую его землю. Лаокоон — жрец бога Аполлона, предостерегавший троянцев от принятия в дар гигантского деревянного коня, в котором скрывались греческие воины. Вместе со своими сыновьями был задушен змеями, посланными богиней Афиной. Рапсод — в Древней Греции певец-сказитель. Скрыт в яслях Бог... — имеется в виду легенда о рождении Иисуса Христа. Вертеп — притон; ящик, служивший местом для устройства кукольных представлений, в частности касающихся обстоятельств рождения Христа. Плащаница — полотно, которым обертывали тело усопшего. Изида — жена Озириса, древнеегипетская богиня жизни, земли, плодородия и подземного мира. Изиды пелена — смерть. Менада — вакханка, жрица бога Диониса. Рамена — плечи. Оцет — уксус; имеются в виду страдания распятого Христа, которому вместо воды поднесли губку, смоченную уксусом.
***
Гаснут во времени, тонут в пространстве Мысли, событья, мечты, корабли… Я ж уношу в своё странствие странствий Лучшее из наваждений земли…
22 июня 1922 Коктебель
***
Ты живёшь в молчаньи тёмных комнат Средь шелков и тусклой позолоты, Где твой взгляд несут в себе и помнят Зеркала, картины и киоты.
Смотрят в душу строгие портреты… Речи книг звучат темно и разно… Любишь ты вериги и запреты, Грех молитв и таинства соблазна.
И тебе мучительно знакомы Сладкий дым бензоя, запах нарда, Тонкость рук у юношей Содомы, Змийность уст у женщин Леонардо… 12 февраля 1910
***
То в виде девочки, то в образе старушки, То грустной, то смеясь – ко мне стучалась ты, То требуя стихов, то ласки, то игрушки И мне даря взамен и нежность и цветы.
То горько плакала, уткнувшись мне в колени, То змейкой тонкою плясала на коврах… Я знаю детских глаз мучительные тени И запах ладана в душистых волосах.
Огонь какой мечты в тебе горит бесплодно? Лампада ль тайная? Смиренная свеча ль? Ах, всё великое, земное, безысходно… Нет в мире радости светлее, чем печаль!
21 декабря 1911
***
Жги дома и нивы хлеба, Жги людей, холмы, леса! Чтоб огонь, упавший с неба, Взвился снова в небеса!
1914
***
Два демона
1
Я дух механики. Я вещества Во тьме блюду слепые равновесья, Я полюс сфер – небес и поднебесья, Я гений числ, я счётчик, я глава.
Мне важны формулы, а не слова. Я всюду и нигде. Но кликни – здесь я! В сердцах машин клокочет злоба бесья. Я князь земли! Мне знаки и права!
Я друг свобод. Создатель педагогик. Я – инженер, теолог, физик, логик. Я призрак истин сплавил в стройный бред.
Я в соке конопли, я в зёрнах мака. Я тот, кто кинул шарики планет В огромную рулетку Зодиака.
2
На дно миров пловцом спустился я – Мятежный дух, ослушник высшей воли. Луч радости на семицветность боли Во мне разложен влагой бытия.
Во мне звучит всех духов лития, Но семь цветов разъяты в каждой доле Одной симфонии. Не от того ли Отливами горю я, как змея?
Я свят грехом. Я смертью жив. В темнице Свободен я. Бессилием – могуч. Лишённый крыл, в пареньи равен птице.
Клюй, коршун, печень! Бей, кровавый ключ! Весь хор светил един в моей цевнице, Как в радуге един распятый луч.
1915
***
LUNARIA
Венок сонетов
1
Жемчужина небесной тишины На звёздном дне овьюженной лагуны! В твоих лучах все лица бледно-юны, В тебя цветы дурмана влюблены.
Тоской любви в сердцах повторены Твоих лучей тоскующие струны, И прежних лет волнующие луны В узоры снов навеки вплетены…
Твой влажный свет и матовые тени, Ложась на стены, на пол, на ступени, Дают камням оттенок бирюзы.
Платана лист на них ещё зубчатей И тоньше прядь изогнутой лозы… Лампада снов! Владычица зачатий!
2
Лампада снов! Владычица зачатий! Светильник душ! Таинница мечты! Узывная, изменчивая – ты С невинности снимаешь воск печатей,
Внушаешь дрожь лобзаний и объятий, Томишь тела сознаньем красоты И к юноше нисходишь с высоты Селеною закутанной в гиматий.
От ласк твоих стихает гнев морей, Богиня мглы и вечного молчанья, А в недрах недр рождаешь ты качанья.
Вздуваешь воды, чрева матерей, И пояса развязываешь платий, Кристалл любви! Алтарь ночных заклятий!
3
Кристалл любви! Алтарь ночных заклятий! Хрустальный ключ певучих медных сфер! На твой ущерб выходят из пещер, Одна другой страшнее и косматей,
Стада Эмпуз; поют псалмы проклятий И душат псов, цедя их кровь в кратер, Глаза у кошек, пятна у пантер Становятся длиннее и крылатей.
Плоть призраков есть ткань твоих лучей, Ты точишь камни, глину кирпичей; Козёл и конь, ягнята и собаки
Ночных мастей тебе посвящены. Бродя в вине ты дремлешь в чёрном маке, Царица вод! Любовница волны.
4
Царица вод! Любовница волны! Изгнаннице в опаловой короне, Цветок цветов! Небесный образ Йони! Твоим рожденьем женщины больны…
Но не любить тебя мы не вольны: Стада медуз томятся в мутном лоне И океана пенистые кони Бегут к земле и лижут валуны.
И глубиной таинственных извивов Качания приливов и отливов Внутри меня тобой повторены.
К тебе растут кораллы тёмной боли, И тянут стебли водоросли воли С какой тоской из влажной глубины!
5
С какой тоской из влажной глубины Всё смертное, усталое, больное, Ползучее, сочащееся в гное, Пахучее, как соки белены,
Как опиум волнующие сны, Всё женское, текучее, земное, Всё тёмное, всё злое, всё страстное, Чему тела людей обречены, –
Слепая боль поднятой плугом нови, Удушливые испаренья крови, Весь Океан, пленённый в руслах жил,
Весь мутный ил задушенных приятий, Всё, чем я жил, но что я не изжил – К тебе растут сквозь мглу моих распятий.
6
К тебе растут сквозь мглу моих распятий Цветы глубин. Ты затеплила страсть В божнице тел. Дух отдала во власть Безумью плоти. Круг сестёр и братий
Разъяла в станы двух враждебных ратей. Даров твоих приемлет каждый часть… О, дай и мне к ногам твоим припасть! Чем дух сильней, тем глубже боль и сжатей…
Вот из-за скал кривится лунный рог, Спускаясь вниз, алея, багровея… Двурогая! Трёхликая! Афея!
С кладбищ земли, с распутий трёх дорог Дым чёрных жертв восходит на закате – К Диане бледной, к яростной Гекате!
7
К Диане бледной, к яростной Гекате Я простираю руки и мольбы: Я так устал от гнева и борьбы – Яви свой лик на мёртвенном агате!
И ты идёшь, багровая, в раскате Подземных гроз, ступая на гробы, Трёхглавая, держа ключи судьбы, Два факела, кинжалы и печати.
Из глаз твоих лучатся смерть и мрак, На перекрёстках слышен вой собак, И на могильниках дымят лампады.
И пробуждаются в озёрах глубины, Точа в ночи пурпуровые яды, Змеиные, непрожитые сны.
8
Змеиные, непрожитые сны. Волную нас тоской глухой тревоги. Словами змия: «Станете, как боги!» Сердца людей извечно прожжены.
Тавром греха мы были клеймлены Крылатым стражем, бдящим на пороге. И нам, с тех пор бродящим без дороги, Сопутствует клеймённый лик Луны.
Века веков над нами тяготело Все тёмное и всестрастное тело Планеты сорванной с алмазного венца.
Но тусклый свет глубоких язв и ссадин Со дна небес глядящего лица И сладостен и жутко безотраден.
9
И сладостен, и жутко безотраден Безумный сон сияющих долин. Я был на дне базальтовых теснин. В провал небес (о, как он ёмко-жаден!)
Срывался ливень звёздных виноградин, И солнца диск, вступая в свой притин, Был над столпами пламенных вершин, Крылатый и расплёсканный – громаден.
Ни сумрака, ни воздуха, ни вод – Лишь острый блеск гранитов, сланцев, шпатов. Ни шлейфы зорь, ни веера закатов
Не озаряют чёрный небосвод, – Неистово порывист и нескладен Алмазный бред морщин твоих и впадин.
10
Алмазный бред морщин твоих и впадин Томит и жжёт. Неутолимо жёстк Рисунок скал, базальтов чёрный лоск, Строенье арок, стрелок, перекладин.
Вязь рудных жил, как ленты пёстрых гадин, Наплывы лавы, бурые, как воск, И даль равнин, как обнажённый мозг… Трёхдневный полдень твой кошмарно-страден.
Пузырчатые осыпи огня Сверкают в нимбе яростного дня, А по ночам над кратером Гиппарха
С какой тоской из влажной глубины К тебе растут сквозь мглу моих распятий, К Диане бледной, к яростной Гекате, Змеиные непрожитые сны.
И сладостен и жутко безотраден Алмазный бред морщин твоих и впадин, Твоих морей блестящая слюда –
Лик Ужаса в бесстрастности эфира, Ты – вопль тоски, застывший глыбой льда, Ты – жадный труп отвергнутого мира!
1913
***
Они пройдёт – расплавленные годы Народных бурь и мятежей: Вчерашний раб, уставший от свободы, Возропщет, требуя цепей. Построит вновь казармы и остроги, Воздвигнет сломанный престол, А сам уйдёт молчать в свои берлоги, Работать на полях как вол. И, отрезвясь от крови и угара, Царёву радуясь бичу, От угольев погасшего пожара Затеплит ярую свечу.
18 августа 1919 Коктебель
***
В начале был мятеж, Мятеж был против Бога, И Бог был мятежом. И всё, что есть, начАлось чрез мятеж.
25 января 1923
***
Не тот ли кто принёс «Не мир, но меч!» В нас вдунул огнь, который Язвит и жжёт, и будет жечь наш дух,
Доколе каждый Таинственного слова не постигнет: «Отмщенье мне и Аз воздам за зло».
1 февраля 1922
***
Вероучитель гонит пред собой Лишь стадо изнасилованных правдой: Насилье истинной Гнуснее всех убийств.
***
Не в равенстве, не в братстве, не в свободе А только в смерти правда мятежа.
***
Бог есть любовь Любовь же – огнь, который Пожрёт вселенную и переплавит плоть Прислушайся ко всем явленьям жизни: Двойной поток: Цветенье и распад. Беги не зла, а только угасанья: И грех, и страсть – цветенье, а не зло; Обеззараженность – Отнюдь не добродетель.
25 января 1923
***
Был долгий мир. Народы были сыты И лоснились, довольные собой, Обилием и общим миролюбьем. Лишь изредка, переглянувшись, все Кидались на слабейшего и, разом Его пожравши, пятились, рыча
29 января 1923
***
Сам человек – могильный паразит, Бактерия всемирного гниенья. Вселенная – не строй, не организм, А водопад сгорающих миров, Где солнечная заверть – только случай Посереди необратимых струй. Бессмертья нет. Материя конечна. Число миров исчерпано давно. Все тридцать пять мильонов солнц возникли В единый миг, и сгинут все зараз. Всё бытие случайно и мгновенно. Явленья жизни – беглый эпизод Между двумя безмерностями смерти. Сознанье – вспышка молнии в ночи, Черта аэролита в атмосфере, Пролёт сквозь пламя вздутого костра Случайной птицы, вырванной из бури И вновь нырнувшей в снежную метель.
12 июня 1923
***
Судья, как выполнитель Каиновых функций, Непогрешим и неприкосновенен. Убийца без патента не преступник, А конкурент: Ему пощады нет. Кустарный промысел недопустим В пределах монопольного хозяйства.
***
А в наши дни, когда необходимо Всеобщим, равным, тайным и прямым Избрать достойного, – Единственный критерий Для выборов: Искусство кандидата Оклеветать противника И доказать Свою способность к лжи и преступленью. Поэтому парламентским вождём Является всегда наинаглейший И наиадвокатнейший из всех.
***
В нормальном государстве вне закона Находятся два класса: Уголовный И правящий. Во время революций Они меняются местами, – В чём По существу нет разницы.
13 апреля 1922
***
Будь прост, как ветр, неистощим, как море, И памятью насыщен, как земля, Люби далёкий парус корабля И песню волн шумящих на просторе. Весь трепет жизни всех веков и рас Живёт в тебе. Всегда ...
По пескам деревья-арлекины Пляшут танец осени и смерти.
***
И малахитовые дали В хитоне ночи голубой.
***
Синим пламенем над рыжими холмами, Пламенем дымятся облака.
***
Лазурь небес и золото земли…
***
Чудесно возникали Под крылами облаков Фиолетовые дали Аметистовых холмов.
Сентябрь 1907
***
В изломах гор сияет тень… Долина дышит ранним летом, Как драгоценный камень – день Проникнут чётким синим светом…
Мир – чаша, до краёв наполненная темью И синим сумраком.
***
Одна луна луне другой Глядится в мёртвенные очи.
***
Материки огня, встающие во мраке.
***
Отвесный взор вперила высота И глубина простёрла к небу руки.
***
Поляны снежные под изморозью звёзд.
***
Вечерняя затеплилась звезда Над отмелями синего залива.
***
Безгрустна грусть сквозь утренний хрусталь.
***
Хрусталь земли сквозь утренний топаз.
***
Мир, увлекаемый плавным движеньем, Звёздные крылья влача, как змея, Станет зеркальным живым отраженьем Нашего вечного, слитого «Я».
***
Как ночь души тиха, как жизни сон ненастен. Терновый нимб на каждой голове. Я смертью, как резцом, изваян в веществе, Я сном души истоку снов причастен.
***
Так странно свободно и просто Мне выявлен смысл бытия, И скрытое в семени «я», И тайна цветенья и роста. В растеньи и в камне – везде, В горах, в облаках, над горами И в звере, и в синей звезде Я слышу поющее пламя.
Август 1912
***
И нет в мирах страшнее доли Того, кто выпил боль до дна, Кто предпочёл причастье соли Причастью хлеба и вина. Ужаленного едким словом, Меня сомненья увели Вдоль по полям солончаковым, По едким выпотам земли.
***
Для лжи необходима гениальность. Но человек бездарен. И напрасно Его старался Дьявол просветить. В фантазии и творчестве он дальше Простой подмены фактов не пошёл. (Так школьник лжёт учителю). Но в мире Исчерпаны все сочетанья. – Он Угадывает в мире комбинаций Лишь ту, которой раньше не встречал.
Отправлено: 05.01.10 16:38. Заголовок: Андрей! Я сегодня хо..
Андрей! Я сегодня ходил по окрестностям Коктебеля - снимал. У нас снег, очень красиво, но главное - здешние места сразу стали "волошинскими". Вот - полюбуйся.
Отправлено: 07.01.10 02:51. Заголовок: Да, красиво! Знакомы..
Да, красиво! Знакомые пейзажи. Не знаю, может если тепло одет и ждёт теплое жильё, то это одно. Но если на тебе советская военная форма, причём, не бушлат, а шинель, и ты скачешь по этой холодной слякоти как конь, и ждёт тебя после этого советская казарма, и это в лучшем случае, может ждать и палатка, тоже советская, то это воспринимается несколько иначе. Есть ведь девяностопроцентная влажность, равно как и девяностопроцентная хроническая простуженность крымчан.
Отправлено: 03.02.10 18:49. Заголовок: Николай КЛЮЕВ Я был..
Николай КЛЮЕВ
Я был прекрасен и крылат В богоотеческом жилище, И райских кринов аромат Мне был усладою и пищей.
Блаженной родины лишен И человеком ставший ныне, Люблю я сосен перезвон Молитвословящий пустыне.
Лишь одного недостает Душе в подветренной юдоли,- Чтоб нив просторы, лоно вод Не оглашались стоном боли,
Чтоб не стремил на брата брат Враждою вспыхнувшие взгляды, И ширь полей, как вертоград, Цвела для мира и отрады.
И чтоб похитить человек Венец Создателя не тщился, За то, отверженный навек, Я песнокрылия лишился.
<1911>
***
О, ризы вечера, багряно-золотые, Как ярое вино, пьяните вы меня! Отраднее душе развалины седые Туманов - вестников рассветного огня.
Горите же мрачней, закатные завесы! Идет Посланец Сил, чтоб сумрак одолеть; Пусть в безднах темноты ликуют ночи бесы, Отгулом вторит им орудий злая медь.
Звончее топоры поют перед рассветом, От эшафота тень черней - перед зарей... Одежды вечера пьянят багряным цветом, А саваны утра покоят белизной.
<1912>
***
Я обещаю вам сады... К. Бальмонт
Вы обещали нам сады В краю улыбчиво-далеком, Где снедь - волшебные плоды, Живым питающие соком.
Вещали вы: "Далеких зла, Мы вас от горестей укроем, И прокаженные тела В ручьях целительных омоем".
На зов пошли: Чума, Увечье, Убийство, Голод и Разврат, С лица - вампиры, по наречью - В глухом ущелье водопад.
За ними следом Страх тлетворный С дырявой Бедностью пошли,- И облетел ваш сад узорный, Ручьи отравой потекли.
За пришлецами напоследок Идем неведомые Мы,- Наш аромат смолист и едок, Мы освежительней зимы.
Вскормили нас ущелий недра, Вспоил дождями небосклон, Мы - валуны, седые кедры, Лесных ключей и сосен звон.
<1912>
***
Я — посвященный от народа, На мне великая печать, И на чело свое природа Мою прияла благодать.
Вот почему на речке-ряби, В ракитах ветер-Алконост Поет о Мекке и арабе, Прозревших лик карельских звезд.
Все племена в едином слиты: Алжир, оранжевый Бомбей В кисете дедовском зашиты До золотых, воскресных дней.
Есть в сивке доброе, слоновье, И в елях финиковый шум,— Как гость в зырянское зимовье Приходит пестрый Эрзерум.
Китай за чайником мурлычет, Чикаго смотрит чугуном... Не Ярославна рано кычет На забороле городском,—
То богоносный дух поэта Над бурной родиной парит; Она в громовый плащ одета, Перековав луну на щит.
Левиафан, Молох с Ваалом — Ее враги. Смертелен бой. Но кроток луч над Валаамом, Целуясь с ладожской волной.
А там, где снежную Печору Полою застит небосклон, В окно к тресковому помору Стучится дед — пурговый сон.
Пусть кладенечные изломы Врагов, как молния, разят,— Есть на Руси живые дрёмы, Невозмутимый, светлый сад.
Он в вербной слезке, в думе бабьей, В богоявленье наяву, И в дудке ветра об арабе, Прозревшем Звездную Москву.
Отправлено: 03.02.10 18:54. Заголовок: Ну и своё ещё напосл..
Ну и своё ещё напоследок выставлю... Навеяно творчеством британской арт-рок группы Jethro Tull и днём Святой Бригиты, который был 1 февраля...
*ПЕРЕСЕКАЯ ЗАПАДНЫЙ ОКЕАН* (в дом наш небесный)
Jethro Tull "Dun Ringill", "Broadsword"
По волнам, по волнам, по изумрудной бархатной роскоши, ибо цены ей нет – с лёгким, почти невесомым, оттенком чистейшей утренней лазури, какая бывает, разве что, только в детстве, когда впервые в жизни просыпаешься на рассвете, тайком покидаешь сладко почивающий дом и выходишь на дорогу, ведущую куда-то далеко-далеко, куда даже взрослым никогда не добраться. С волны на волну, наигрывая себе что-то счастливое, безмятежное на серебряной флейте. Под смеющимися звёздами. В ласковых потоках ветров... По волнам, по волнам, навстречу ещё неисследованным блаженным берегам, куда в эпической древности, отзывающейся эхом потемневшей благородной бронзы, ступила королевская стопа Брана Благословенного и обрела истинное безсмертие. С белой ветвью, звенящей невидимыми бубенцами, в руке. По волнам, по волнам, ударяя по солнечным нитям струн, что когда-то слышали величавые медововласые короли-владетели Зелёной Страны Эйре, восседающие на высоких тронах. Твоя незамысловатая, идущая из самого сердца, песенка наверняка бы пришлась им по душе... По волнам, по волнам, в вихре-снеговороте полярном вьюжном, налетевшем внезапно, хотя только что светило нежаркое предосеннее солнце и резко, до чиха, пахло океанской солью. Или, быть может, душистым вереском ночных пиктских пустошей, облитых лунной серебряной глазурью? О, если бы, если бы только знать. О, если бы, если бы хотя бы один-единственный разочек увидеть... По волнам, храбро замирая на одной ноге, насвистывая переливчатые трели лесных малюток-птах, и снова, смело, самой Прекрасной Госпоже Смерти в провал лица смеясь, на соседнюю волну, чья крутая вершина украшена пышной кремовой пеной – совсем как колышущееся тархуновое желе с только что взбитыми свежайшими сливками. По волнам, по волнам, вслед за ангелами Господними в расшитых узорчатых ризах (неужто кисти самого Эдуарда Берн-Джонса?), что бережно уносили Святую Бригиту за угасающий западный предел, где истомившееся за день солнце умирает от придуманных и всамделишных стариковских немощей, дабы вновь, ибо так заведено от зачина мiротворения, показать своё юное смешливое личико наследного принца-несмышлёныша в ясном хрустале восхода, чья нетронутая, почти акварельная, краса напоминает цвет спелого яблока из чудесных Аваллонских садов. С собой, с собой возьмите меня, ангелы Господни! С Вами хочу, на крыльях Ваших полететь... Но нет, нельзя, не время ещё. Останься! Останься! Играй себе на флейте, радуйся, игрец-попрыгунчик, и играй, играй, не останавливайся!
Вот так и качайся себе на волнах. Прыгай с волны на волну. И на серебряной флейте играй. Под смеющимися звёздами. В ласковых объятиях солёных ветров...
Доброе, злое, ничтожное, славное, - Может быть, это всё пустяки, А самое главное, самое главное То, что страшней даже смертной тоски, - Грубость духа, грубость материи, Грубость жизни, любви - всего; Грубость зверихи родной, Эсэсэрии, - Грубость, дикость, - и в них торжество. Может быть, всё разрешится, развяжется? Господи, воли не знаю Твоей, Где же судить мне? А все-таки кажется, Можно бы мир создать понежней.
***
"Христос воскрес" - поют во храме; Но грустно мне... Душа молчит: Мир полов кровью и слезами, И этот гими пред алтарями Так оскорбительно звучит. Когда б он был меж вас и видел, Чего достиг ваш славный век: Как брата брат возненавидел, Как опозорен человек, И если б здесь в блестящем храме "Христос воскрес" он услыхал, Какими б горькими слезами Перед толпой ов зарыдал!
Пусть на земле не будет, братья. Ни властелинов, ни рабов, Умолкнут стоны и проклятья И стук мечей, и звон оков,- О лишь тогда, хак гимн свободы, Пусть загремит: "Христос воскрес" И нам ответят все народы: "Христос воистину воскрес!"
<1887>
*САКЬЯ-МУНИ*
По горам, среди ущелий темных, Где ревел осенний ураган, Шла в лесу толпа бродяг бездомных К водам Ганга из далеких стран. Под лохмотьями худое тело От дождя и ветра посинело. Уж они не видели два дня Ни приютной кровли, ни огня. Меж дерев во мраке непогоды Что-то там мелькнуло на пути; Это храм, - они вошли под своды, Чтобы в нем убежище найти. Перед ними на высоком троне - Сакья-Муни, каменный гигант. У него в порфировой короне - Исполинский чудный бриллиант. Говорит один из нищих: "Братья, Ночь темна, никто не видит нас, Много хлеба, серебра и платья Нам дадут за дорогой алмаз. Он не нужен Будде: светят краше У него, царя небесных сил, Груды бриллиантовых светил В ясном небе, как в лазурной чаше..." Подан знак, и вот уж по земле Воры тихо крадутся во мгле. Но когда дотронуться к святыне Трепетной рукой они хотят - Вихрь, огонь и громовой раскат, Повторенный откликом в пустыне, Далеко откинул их назад. И от страха всё окаменело, Лишь один - спокойно-величав - Из толпы вперед выходит смело, Говорит он богу: "Ты неправ! Или нам жрецы твои солгали, Что ты кроток, милостив и благ, Что ты любишь утолять печали И, как солнце, побеждаешь мрак? Нет, ты мстишь нам за ничтожный камень, Нам, в пыли простертым пред тобой, - Но, как ты, с бессмертною душой! Что за подвиг сыпать гром и пламень Над бессильной, жалкою толпой, О, стыдись, стыдись, владыка неба, Ты воспрянул - грозен и могуч, - Чтоб отнять у нищих корку хлеба! Царь царей, сверкай из темных туч, Грянь в безумца огненной стрелою, - Я стою как равный пред тобою И, высоко голову подняв, Говорю пред небом и землею: "Самодержец мира, ты неправ!"" Он умолк, и чудо совершилось: Чтобы снять алмаз они могли, Изваянье Будды преклонилось Головой венчанной до земли, - На коленях, кроткий и смиренный, Пред толпою нищих царь вселенной, Бог, великий бог, - лежал в пыли!
Отправлено: 10.02.10 19:56. Заголовок: Да, Евгений, похоже ..
Да, Евгений, похоже мы действительно становимся чем-то вроде убежища для всех «гонимых, обиженных и оскорблённых». А ведь Стрела Аримана бьёт, однако! И сильно лупит, ой сильно! И наглядный пример оного - эти вот юморные (хотя очень грустно становится от их прочтения) стихи от «неизвестного анонима».
Как Млечный Путь, любовь твоя Во мне мерцает влагой звездной, В зеркальных снах над водной бездной Алмазность пытки затая.
Ты - слезный свет во тьме железной, Ты - горький звездный сок. А я - Я - помутневшие края Зари слепой и бесполезной.
И жаль мне ночи... Оттого ль, Что вечных звезд родная боль Нам новой смертью сердце скрепит?
Как синий лед мой день... Смотри! И меркнет звезд алмазный трепет В безбольном холоде зари.
Март 1907, Петербург
***
Александре Михайловне Петровой
Быть черною землей. Раскрыв покорно грудь, Ослепнуть в пламени сверкающего ока И чувствовать, как плуг, вонзившийся глубоко В живую плоть, ведет священный путь.
Под серым бременем небесного покрова Пить всеми ранами потоки темных вод. Быть вспаханной землей... И долго ждать, что вот В меня сойдет, во мне распнется Слово.
Быть Матерью-Землей. Внимать, как ночью рожь Шуршит про таинства возврата и возмездья, И видеть над собой алмазных рун чертеж: По небу черному плывущие созвездья.
1906, Богдановщина
*КОСМОС*
1
Созвездьями мерцавшее чело, Над хаосом поднявшись, отразилось Обратной тенью в безднах нижних вод. Разверзлись два смеженных ночью глаза И брызнул свет. Два огненных луча, Скрестись в воде, сложились в гексаграмму. Немотные раздвинулись уста И поднялось из недр молчанья слово. И сонмы духов вспыхнули окрест От первого вселенского дыханья. Десница подняла материки, А левая распределила воды, От чресл размножилась земная тварь, От жил — растения, от кости — камень, И двойники — небесный и земной — Соприкоснулись влажными ступнями. Господь дохнул на преисподний лик, И нижний оборотень стал Адамом. Адам был миром, мир же был Адам. Он мыслил небом, думал облаками, Он глиной плотствовал, растеньем рос. Камнями костенел, зверел страстями, Он видел солнцем, грезил сны луной, Гудел планетами, дышал ветрами, И было всё — вверху, как и внизу — Исполнено высоких соответствий.
2
Вневременье распалось в дождь веков И просочились тысячи столетий. Мир конусообразною горой Покоился на лоне океана. С высоких башен, сложенных людьми, Из жирной глины тучных межиречий Себя забывший Каин разбирал Мерцающую клинопись созвездий. Кишело небо звездными зверьми Над храмами с крылатыми быками. Стремилось солнце огненной стезей По колеям ристалищ Зодиака. Хрустальные вращались небеса И напрягались бронзовые дуги, И двигались по сложным ободам Одна в другую вставленные сферы. И в дельтах рек — Халдейский звездочет И пастухи Иранских плоскогорий, Прислушиваясь к музыке миров, К гуденью сфер и к тонким звездным звонам, По вещим сочетаниям светил Определяли судьбы царств и мира. Все в преходящем было только знак Извечных тайн, начертанных на небе.
3
Потом замкнулись прорези небес, Мир стал ареной, залитою солнцем, Палестрою для Олимпийских игр Под куполом из черного эфира, Опертым на Атлантово плечо.
На фоне винно-пурпурного моря И рыжих охр зазубренной земли Играя медью мускулов,— атлеты Крылатым взмахом умащенных тел Метали в солнце бронзовые диски Гудящих строф и звонких теорем.
И не было ни индиговых далей, Ни уводящих в вечность перспектив: Все было осязаемо и близко — Дух мыслил плоть и чувствовал объем. Мял глину перст и разум мерил землю.
Распоры кипарисовых колонн, Вощенный кедр закуренных часовен, Акрополи в звериной пестроте, Линялый мрамор выкрашенных статуй И смуглый мрамор липких алтарей, И ржа и бронза золоченых кровель, Чернь, киноварь, и сепия, и желчь — Цвета земли понятны были глазу, Ослепшему к небесной синеве, Забывшему алфавиты созвездий.
Когда ж душа гимнастов и борцов В мир довременной ночи отзывалась И погружалась в исступленный сон — Сплетенье рук и напряженье связок Вязало торсы в стройные узлы Трагических метопов и эподов Эсхиловых и Фидиевых строф. Мир отвечал размерам человека, И человек был мерой всех вещей.
4
Сгустилась ночь. Могильники земли Извергли кости праотца Адама И Каина. В разрыве облаков Был виден холм и три креста — Голгофа. Последняя надежда бытия.
Земля была недвижным темным шаром. Вокруг нее вращались семь небес, Над ними небо звезд и Первосилы, И все включал пресветлый Эмпирей. Из-под Голгофы внутрь земли воронкой Вел Дантов путь к сосредоточью зла. Бог был окружностью, а центром Дьявол, Распяленный в глубинах вещества.
Неистовыми взлетами порталов Прочь от земли стремился человек. По ступеням империй и соборов, Небесных сфер и адовых кругов Шли кольчатые звенья иерархий И громоздились Библии камней —
Отображенья десяти столетий: Циклоны веры, шквалы ересей, Смерчи народов — гунны и монголы, Набаты, интердикты и костры, Сто сорок пап и шестьдесят династий, Сто императоров, семьсот царей. И сквозь мираж расплавленных оконниц На золотой геральдике щитов — Труба Суда и черный луч Голгофы Вселенский дух был распят на кресте Исхлестанной и изъязвленной плоти.
5
Был литургийно строен и прекрасен Средневековый мир. Но Галилей Сорвал его, зажал в кулак и землю Взвил кубарем по вихревой петле Вокруг безмерно выросшего солнца. Мир распахнулся в центильоны раз. Соотношенья дико изменились, Разверзлись бездны звездных Галактей И только Богу не хватило места. Пытливый дух апостола Фомы Воскресшему сказавший:— «Не поверю, Покамест пальцы в раны не вложу»,— Разворотил тысячелетья веры.
Он очевидность выверил числом, Он цвет и звук проверил осязаньем, Он взвесил свет, измерил бег луча, Он перенес все догмы богословья На ипостаси сил и вещества. Материя явилась бесконечной, Единосущной в разных естествах, Стал Промысел — всемирным тяготеньем, Стал вечен атом, вездесущ эфир:
Всепроницаемый, всетвердый, скользкий - «Его ж никто не видел и нигде». Исчисленный Лапласом и Ньютоном Мир стал тончайшим синтезом колес, Эллипсов, сфер, парабол — механизмом, Себя заведшим раз и навсегда По принципам закона сохраненья Материи и Силы. Человек, Голодный далью чисел и пространства, Был пьян безверьем — злейшею из вер, А вкруг него металось и кишело Охваченное спазмой вещество. Творец и раб сведенных корчей тварей, Им выявленных логикой числа Из косности материи, он мыслил Вселенную как черный негатив: Небытие, лоснящееся светом, И сущности, окутанные тьмой. Таким бы точно осознала мир Сама себя постигшая машина.
6
Но неуемный разум разложил И этот мир, построенный наощупь Вникающим и мерящим перстом. Все относительно: и бред, и знанье. Срок жизни истин: двадцать — тридцать лет, Предельный возраст водовозной клячи. Мы ищем лишь удобства вычислений, А в сущности не знаем ничего: Ни емкости, ни смысла тяготенья, Ни масс планет, ни формы их орбит, На вызвездившем небе мы не можем Различить глазом «завтра» от «вчера».
Нет вещества — есть круговерти силы; Нет твердости — есть натяженье струй; Нет атома — есть поле напряженья (Вихрь малых «не» вокруг большого «да»); Нет плотности, нет веса, нет размера — Есть функции различных скоростей. Все существует разницей давлений, Температур, потенциалов, масс; Струи времен текут неравномерно; Пространство — лишь разнообразье форм. Есть не одна, а много математик; Мы существуем в Космосе, где все Теряется, ничто не создается; Свет, электричество и теплота — Лишь формы разложенья и распада; Сам человек — могильный паразит,— Бактерия всемирного гниенья. Вселенная — не строй, не организм, А водопад сгорающих миров, Где солнечная заверть — только случай Посереди необратимых струй, Бессмертья нет, материя конечна, Число миров исчерпано давно. Все тридцать пять мильонов солнц возникли В единый миг и сгинут все зараз. Все бытие случайно и мгновенно. Явленья жизни — беглый эпизод Между двумя безмерностями смерти. Сознанье — вспышка молнии в ночи, Черта аэролита в атмосфере, Пролет сквозь пламя вздутого костра Случайной птицы, вырванной из бури И вновь нырнувшей в снежную метель.
7
Как глаз на расползающийся мир Свободно налагает перспективу Воздушных далей, облачных кулис И к горизонту сводит параллели, Внося в картину логику и строй,— Так разум среди хаоса явлений Распределяет их по ступеням Причинной связи времени, пространства И укрепляет сводами числа.
Мы, возводя соборы космогонии, Не внешний в них отображаем мир, А только грани нашего незнанья. Системы мира — слепки древних душ, Зеркальный бред взаимоотражений Двух противопоставленных глубин. Нет выхода из лабиринта знанья, И человек не станет никогда Иным, чем то, во что он страстно верит.
Так будь же сам вселенной и творцом, Сознай себя божественным и вечным И плавь миры по льялам душ и вер. Будь дерзким зодчим вавилонских башен Ты, заклинатель сфинксов и химер.
Отправлено: 12.02.10 19:01. Заголовок: Джон Рональд Руэл ТО..
Джон Рональд Руэл ТОЛКИЕН
*МИФОПОЭЙЯ*
Посвящается полагающему, что коль скоро в мифах далеко не все правда, то, стало быть, они не стоят никакого внимания, даже если это "ложь, пропетая серебряною трубой".
Филомиф - Мизомифу
Ты к дереву относишься прохладно: Ну дерево, растет себе и ладно! Ты по земле шагаешь, твердо зная, что под ногами просто твердь земная, что звезды суть материи обычной комки, по траектории цикличной плывущие, как математик мыслил, который все до атома расчислил.
А между тем, как Богом речено, Чей Промысел постичь нам не дано, как будто без начала и конца, как свиток, разворачивается пред нами Время, — и не внять в миру нам таинственным его и странным рунам. И перед нашим изумленным глазом бессчетных форм рои проходят разом, — прекрасные, ужасные фантомы, что нам по большей части незнакомы, в которых узнаем мы иногда знакомое нам: дерево, звезда, комар, синица, камень, человек...
Задумал Бог и сотворил навек камнеобразность скал и звезд астральность, теллур земли, дерев арбореальность; и люди из Господних вышли рук — гомункулы, что внемлют свет и звук. Приливы и отливы, ветер в кронах, медлительность коров, сок трав зеленых, гром, молния, и птиц стремленье к свету, и гад ползучих жизнь и смерть — все это Всевышнему обязано зачатьем и Божией отмечено печатью. При всем при том в мозгу у нас оно отражено и запечатлено. Но дерево не «дерево», покуда никто не увидал его как чудо и не сумел как «дерево» наречь, — без тех, кто раскрутил пружину-речь, которая не эхо и не слепок, что лик Вселенной повторяет слепо, но радованье миру и сужденье и вместе с тем его обожествленье, ответ всех тех, кому достало сил, кто жизнь и смерть деревьев ощутил, зверей, и птиц, и звезд, — тех, кто в темнице засовы тьмы подтачивает, тщится из опыта предвестие добыть, песок значений моя, чтоб намыть крупицы Духа, — тех, кто стал в итоге могучими и сильными, как боги, — кто, оглянувшись, увидал огни там эльфийских кузниц, скованных гранитом, и увидал на тайном ткацком стане из тьмы и света сотканные ткани.
Тот звезд не видит, кто не видит в них живого серебра, что в некий миг, цветам подобно, вспыхнуло в музыке, чье эхо на вселенском древнем лике поднесь не смолкло. Не было б небес — лишь вакуум! — когда б мы жили без того шатра, куда вперяем взоры на шитые эльфийские узоры; негоже землю нам воспринимать иначе, чем благую Первомать. Сердца людей из лжи не до конца. Внимая Мудрость Мудрого Отца, сколь человек отложенным ни был днесь от Него, Его он не забыл и не вполне отпал и извратился. Быть может, благодати он лишился, но не утратил прав на царский трон — и потому хранит поныне он лохмотья прежней княжеской одежды как память о былом и знак надежды. В том царственность, чтобы владеть всем миром в твореньи и не почитать кумиром Великий Артефакт. И наконец, ведь человек, хоть малый, но творец! — он призма, в коей белый свет разложен и многими оттенками умножен и коей сотни форм порождены, что жить у нас в мозгу насаждены. Хоть гоблинами с эльфами в миру мы населяем каждую дыру и хоть драконье семя сеем мы, творя богов из света и из тьмы, — то наше право! — ибо сотворяя, творим, Первотворенье повторяя.
Конечно, все мечты суть лишь попытки — и тщетные! — избегнуть страшной пытки действительности. Что же нам в мечте? Что эльфы, тролли? Что нам те и те? Мечта не есть реальность, но не всуе мы мучаемся, за мечту воюя и боль одолевая, ибо мы сим преодолеваем силы тьмы и зла, о коем знаем, что оно в юдоли нашей суще и дано. Блажен, кто в сердце злу не отвечает, дрожит, но дверь ему не отпирает и на переговоры не идет, но, сидя в тесной келье, тихо ткет узор, злащенный стародавним словом, которое под древней Тьмы покровом давало нашим предкам вновь и вновь покой, надежду, веру и любовь.
Блажен, кто свой ковчег, пусть даже хрупкий, построил и в убогой сей скорлупке отправился в неведомый туман до гавани безвестной в океан. Блажен, кто песню или миф творит и в них о небывалом говорит, кто вовсе не забыл о страхах Ночи, но ложью не замазывает очи, достатка не сулит и панацеи на островах волшебницы Цирцеи (не то же ль рай машинный обещать, что дважды совращенных совращать?). Пусть впереди беда и смерть маячат, — они в глухом отчаяньи не плачут, не клонят головы перед судьбой, но поднимают песнею на бой, в день нынешний и скраденный веками вселяя днесь неведомое пламя.
Хочу и я, как древле менестрель, петь то, чего не видели досель. Хочу и я, гонимый в море мифом, под парусом уйти к далеким рифам, в безвестный путь, к неведомой земле, что скрыта за туманами во мгле. Хочу и я прожить, как тот чудак, что, золота имея на пятак (пусть не отмыто золото от скверны прежние пути его неверны!), запрятывать его в кулак не станет, но профиль короля на нем чеканит и на знаменах вышивает лики и гордый герб незримого владыки.
А ваш прогресс не нужен мне вовеки, о вы, прямоходящи человеки! Увольте, я в колонне не ходок с гориллами прогресса! Весь итог их шествия победного, ей-ей, зиянье бездн, коль в милости Своей Господь предел и срок ему положит. А нет, — одно и то же он итожит, переменяя разве что названья, верша по кругу вечное топтанье. Я к миру не имею пиетета, где то всегда есть «то», а это — «это», где догма от начала до конца и места нет для Малого творца. И пред Железною Короной зла я золотого не сложу жезла!
Наш взгляд в Саду Эдемском, может статься, от созерцанья Света оторваться захочет и невольно упадет на то, что видеть этот Свет дает, и в отраженьи Истины ясней мы Истину поймем и вместе с Ней увидим мы свободное творенье, в конце концов обретшее Спасенье, которое ни нам, ни Саду зло с собой в благие кущи не внесло. Зла не узрим мы, ибо зла истоки не в Божьей мысли, но в недобром оке. Зло в выборе недобром и стремленьи, не в нотах зло, но в безголосом пеньи! Поскольку жить по кривде невозможно в Раю, — там сотворенное не ложно, и не мертвы творящие, но живы, и арфы золотые не фальшивы в руках у них, и над челом, легки, пылают огненные языки, — они творят, как Дух велит Святой, и выбор свой вершат пред Полнотой.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 58
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
А ведь Стрела Аримана бьёт, однако! И сильно лупит, ой сильно! И наглядный пример оного - эти вот юморные (хотя очень грустно становится от их прочтения) стихи от «неизвестного анонима». 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума