Отправлено: 12.06.17 17:56. Заголовок: *Произведения Алексея Ильинова*

Модель для сборки:

ПЛАНЕТА РУСЬ: ЗНАМЕНОСЕЦ (Памяти Павших в Чёрном Октябре 1993 года)
*ПАСХА НА КЭР-ДЭВАЙЕ*
*Алексей Ильинов: Симфония Бургляндии (Авентюра Первая: Архипелаг)*
*Алексей Ильинов: СНЕЖНЫЙ ОБЕЛИСК* (специально для ТОППЕ!)
*Алексей ИЛЬИНОВ: ПЕПЕЛ БРАТЬЕВ МОИХ*
*КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ МОТЫЛЬКА*

---

Извините, если комменты запутались (квантовое состояние такое:), но красота требует жертв :(

 Отправлено: 03.10.09 10:47. Заголовок: ПЛАНЕТА РУСЬ: ЗНАМЕНОСЕЦ (Памяти Павших в Чёрном Октябре 1993 года)

*ПЛАНЕТА РУСЬ: ЗНАМЕНОСЕЦ*

Памяти Павших в Чёрном Октябре 1993 года

В арке появилась худая, тощая фигура, нырнувшая в голодный зев подъезда ближайшей пятиэтажки. Фигура даже не человека, а нечто, напоминающее крысу с помойки – такая же юркая, стремящаяся выжить любыми доступными способами. Вдали, за тесными клетушками дворов, что-то гулко громыхнуло и отозвалось раскатами, отчего зазвенели стёкла в слепых оконцах, чьи обитатели наверняка сидят себе на полу, укутавшись в одеяла, свитера, кофты и заморские пуховики, чтобы хоть как-то согреться в тесных нетопленных квартирках, и едва слышно (а если кто услышит и стрельнёт «для профилактики»?) переговариваются либо просто молчат. Финал осени. Ноябрь. Рано смеркается. Без пятнадцати пять. Скоро пойдёт снег, хотя утром вовсю брызгал мелкий дождичек и было тепло, но синоптики оптимистически обещали похолодание и вторжение зимнего фронта. По улицам идут БТР-ы и топают армейские сапоги. На центральной городской площади, под безобразным памятником, лежат плотные продолговатые мешки. Много мешков. Под мешками растекаются густые вишнёво-чёрные лужицы, перемешивающиеся с грязью и мусором. Тут же расхаживают автоматчики, дымя плохими сигаретами и смачно сплёвывая на асфальт, а в открытой кабине постового «пирожка» трещит, раскалившись от мата, рация. Иногда блёклый застоявшийся воздух, насыщенный сладковатой гарью жжёной резины и ещё чего-то противно-тошнотворного, разбавленного кисловато-горькими запахами просроченных лекарств, разрывают свистящие лезвия-лопасти стремительно проносящихся неведомо куда «вертушек», ощетинившихся пулемётными иглами и вязанками ракет.
- А знамя то наше я сохранил… Спрятал, когда на площадь пустили солдат, а потом… потом пошли танки, - выдыхает Знаменосец, распахивая старенькую замызганную куртку с неумело заштопанной суровыми нитками дырой на спине. Под ней действительно что-то белеется, напоминающее полотно.
- Сволочи, сволочи, сволочи… Скольких положили и всё-то мало им, - Знаменосец сжимает кулаки с разбитыми в кровь костяшками и заходится сухим простуженным кашлем. – Думают… думают, что танками всех нас передавят. Да не дождётесь! Хрен вам!
Потом закуривает. Курит долго и нервно, угрюмо уставившись в какую-то точку на облезлой штукатурке стены, к которой приткнулись переполненные пакетами мусорные баки и беспорядочная груда картонных ящиков.
- Ладно… Разбегаемся. Спасибо тебе, что не бросил… Держи-ка пять, - наконец выговаривает он, когда чернильно-фиолетовые сумерки окончательно сгущаются и окрестные дома, деревья, случайные голуби на карнизе, качели и песочница на детской площадке растворяются в них, сливаясь в бесформенную пластилиновую массу, лишённую цвета и объёма. За аркой кто-то быстро-быстро пробежал, споткнулся, упал, поднялся и снова побежал. Чихнув, заурчал мотор, и зашелестели шины. Порыв ветра предательски загремел смятой пивной банкой.
Всё. Сейчас Знаменосец уйдёт. Как-то не хочется отпускать его. Быть может, его пристрелит пьяный гогочущий солдафон, решивший развлечься стрельбой по случайным мишеням. Или, ослепив фарами, раздавит БТР, выехавший на ночное патрулирование. Или его поймают при облаве и швырнут в фильтрационный лагерь на стадионе, откуда возвращаются не все… Или…
- Знаешь, давно хотел сказать тебе… Я, это, не совсем… отсюда.
- Ну, понятно, что ты нездешний. Небось, приехал на нас посмотреть? – невесело усмехается он, приподнимая воротник куртки и поправляя нелепую вязаную шапочку на затылке.
- Нет, даже не из другого города. Времени… Понимаешь? НЕ ЭТОГО ВРЕМЕНИ. - Здраааасьте! Вот так номер! Тоже мне… Алиса Селезнёва в поисках миелофона. Фантастики перечитал или что другое? Ты часом не того - не дурик или нарик? Да нет, непохоже, чтобы ты баловался всякой дрянью, – он крепко жмёт руку, пристально смотрит в глаза и, вдруг, совершенно серьёзно, говорит на прощание. – Впрочем… Впрочем, если ты и вправду… не отсюда… передай вашим, что знамя я сохранил и умру за него. Умру, но спасу! Ну, всё, фантазёр, бывай и береги себя!

Чтобы добраться до гаражей на окраине, пришлось отдать оставшиеся сотенные бумажки водителю легковушки, знавшему, по его клятвенным заверениям, объездные пути. Пара часов плутания по необитаемым дворам, ещё немного по разбитой грунтовой, усеянной глубокими лужами и выбоинами, дороге рядом с заброшенной железнодорожной веткой, заросшей рыжим сосняком, и вот тебе двухэтажный павильон автосервиса, где, к удивлению, горело тусклое желтоватое освещение, и даже звучала лёгкая попса - «Умц! Умц! Умц!». Над городом расплывалось маслянистое пунцово-оранжевое зарево. Резко хлопали и затихали далёкие разрывы. Кажется всё - конец… На шоссе было пусто и дико, ветер гудел в фонарных проводах и раскачивал простреленный светофор. Лишь в девятиэтажках за покосившейся автобусной остановкой светилась горсточка чересчур смелых огоньков на общем унылом фоне, когда даже собаки не смели лаять.
В холодном гараже электричества тоже не было – выключатель вхолостую щёлкнул туда-сюда и замер в неопределённом положении. Нырок под видавший виды, наполовину разобранный «Жигулёнок», в канаву ремонтной ямы, заваленной непонятными железками, досками, обломками палок и протухшим тряпьём, визгливый скрип сварной дверцы, ведущей в мастерскую, осторожный спуск по приставной лесенке вниз, прямо на мешки с картошкой, прыжок в яму погреба, а оттуда - в чистую и уютную, такую невозможную здесь, но, таки, реальную, камеру хроно-перехода. Отправление остатней партии кассет-отчётов для Генерального Мнемо-Архива, тщательная настройка навигационной панели и корректирование точки «времени-пространства» для себя и последующих миссий, двадцатисекундная подготовка к прыжку, плавный запуск и…

…Белый, слепящий девственно-чистый белый свет, поглощающий плотную, осязаемую, враждебную темноту, сочащуюся из сырого кирпича стен и трещин в бетонных полах загаженных коридоров… Затянувшееся падение в сердцевину бушующего снежного циклона…

Начальная фаза Общего Отчёта закончилась ближе к рассвету, по прошествии нескольких часов после Прибытия и ускоренной Адаптации. Остаться ночевать здесь же в офисе, разложив кресло, и заказать горячий завтрак со свежими гренками и кофе? Здоровый бодрый сон не помешал бы. Но нет, спать не хочется, а, напротив, неудержимо тянет на улицу, в ароматную весеннюю прохладу ранней апрельской ночи, когда буквально вчера, всего за какие-то считанные дни, исчезли сугробы, а на проснувшихся деревьях начали раскрываться тугие клейкие почки.
На вахте знакомый охранник, оторвавшись от разноцветной голографической клавиатуры, широко, по дружески, улыбнулся и продемонстрировал большой палец:
- Ага, вот кого я долго не видел… На этот то раз сколько?
- Полтора года… Впрочем, всё как всегда – работа, работа и ещё раз работа. Устал…
- И что, получилось? – полюбопытствовал он, запуская по обыкновению сканер-идентификатор и распахивая двери наружу.
- Да, получилось… Вернее, получится. Должно получиться!
В аллее ничего не переменилось. Разве что заново выкрасили скамейки (причём, что интересно, по старинке, без услуг хозяйственных автоматов!) и расширили пруд, достроив на крохотном искусственном островке стройную деревянную часовенку. Апрель! Какая благодать! Ветерок мягкий, но ещё не до конца тёплый, с нежным зябким холодком, проникающим за шиворот и в рукава.
«А знамя то Знаменосец спас! Как есть спас! Иначе и не могло быть. Удалось ли ему самому спастись, уцелел он или погиб? Тогда ведь и эпоха была такая… вязкая, предательская, ненавистная, переломная, стоившая большой крови, мук и страданий… Наверное, именно поэтому она особенно привлекает нас, ибо учит… Да, так! Учит быть теми, кто мы есть на самом деле – людьми и богами, покорившими не только пространство и время, но и сохранившими живительную искру Божью – Душу свою… Разве не об этом я говорил с людьми той эпохи? До кого-то достучался, а до кого и нет... Но знамя они сберегли! Значит, хоть какая-то надежда есть…», - мысли, спутанные в хаотичный беспокойный клубок, не давали покоя, воскрешая чьи-то образы, лица и ситуации, увиденные и пережитые, как будто, ещё сегодня или даже вчера – в действительности многие века назад.
Крупные спелые бледно-зелёные звёзды мерцали на горизонте, задевая замысловатые шпили, ступенчатые многоярусные башни-соты, транспортные магистрали, спиральные галереи, взлётно-посадочные площадки, ангары, жилые кварталы и зелёные островки-зоны мегаполиса-метрополии, залитого огнями. Его величественная дрожь достигала даже куполов Институтского Комплекса. Пешеходная дорожка под ногами едва ощутимо вибрировала. В Воскресенском Соборе Второго Пришествия, закутанном в серебристую пелену облаков, звонко ударил первый колокол. И тотчас же отозвались звонари Святоархангельской Церкви Во Имя Новых Мучеников и Церкви Свершившегося Откровения.
«Да, рассвет. И здесь он точно такой же, что и там, особенно если встречать его за городом, на берегу реки или в поле… И Знаменосец его увидел, пережив ту ночь», - очень хотелось верить, что Знаменосец жив. Впрочем, жив он был только в памяти, да ещё в файлах отчётов – знамя под поношенной курткой и напряжённое, серое лицо, осунувшееся от бессонницы. Заинтересует ли его судьба Совет Кураторов? Кто знает…
А звёзды медленно, совсем как кристаллики инея на раскрытой ладони, таяли, когда вдруг кто-то невидимый зажёг исполинскую свечу – острый язык пламени разгорался всё сильнее и жарче, вздымаясь всё выше и выше, пока окончательно не растворился в утренней небесной прозрачности, оставив после себя золотистое свечение, пролившееся дождём из мириад сверкающих искр.
«Почти ведь позабыл, как стартует Ковчег. Красотища! Куда он направился? В Дальнюю Ариану, в колонии на Трубчевском Рубеже или даже на Авалон? Как далеко мы шагнули и продолжаем шагать, не зная передышки – только бы успеть, только бы оставить добрый след свой… постепенно, шажочек за шажочком - и вот мы уже здесь, на чужой, когда-то негостеприимной земле, ставшей нашим домом, вдали от родимой колыбели, подарившей нам жизнь. Сколько отсюда до неё – десятки световых лет? Вечность… целая вечность…».
Вот и последняя звёздочка чуть задержалась на небосклоне, померкла и пропала. Колокола продолжали звонить, предвещая неукротимый и яростный разлив восхода.

Над Планетой Русь вставало Солнце – ясное, юное и непобедимое…

г. Воронеж, осень 2006 года

Алексей ИЛЬИНОВ

 Отправлено: 03.10.09 16:39. Заголовок: Алексей Ильинов пише..

Алексей Ильинов пишет:

цитата:

Добрейший день! Рад, что откликнулись... Буду рад, если посмотрите ссылки, что я Вам скинул. В литературном разделе разместил свою миниатюру «Планета Русь: Знаменосец» - это мой своего рода «национал-прогрессорский» рассказ, который я посвятил памяти павших в октябре 1993 года.

Я уже прочёл "Планета Русь", неплохой рассказ.
Согласен, что синтез Ноосферной идеи будет непростым, и ещё принесёт сюрпризы.

Алексей Ильинов пишет:

цитата:

.S.: Андрей, ещё хотел спросить у Вас — где полностью выложен Ваш замечательный роман «Тёмное Пламя»? Блестящая вещь!!! Читаю с удовольствием!

К сожалению ТП полностью пока не выложен нигде. Я заканчиваю над ним работу и надеюсь издать в нормальном издательстве, а издательства, как я слышал, не любят чтобы тексты были в сети. Появятся новости в этом вопросе, обязательно проинформирую.

 Отправлено: 05.10.09 12:04. Заголовок: *ПАСХА НА КЭР-ДЭВАЙЕ*

*ПАСХА НА КЭР-ДЭВАЙЕ*

(рассказ включён в сборник космической фантастики "Звёзды ВнеЗемелья - 2010")

"Мудрено сотворено. Премудры дела твои, Господи. На семи поясах Бог поставил звёздное течение. Над семью поясами небесными сам Бог, превыше его покров. На 1-м поясе небесные ангелы, на 2-м архангелы, на 3-м начала, на 4-м власти, на 5-м силы, на 6-м господства, на 7-м херувимы, серафимы и многочестие. Мир - нетленная риза. Небо - нетленная риза Господня. Небо - престол Бога, Земля - подножие. Небо - терем Божий; звёзды - окна, откуда ангелы смотрят"

Из сборника Владимира Даля

Но что нам делать с розовой зарёй
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой...

Николай Гумилёв

Зябнет, дрожит, изгибается на нездешнем ветру огонёчек почти оплывшей до основания свечи, отважно отпугивающий сгущающийся смоляной сумрак - такой осязаемый, плотский, с непроглядными слепорождёнными пятнами, откуда вскоре следует ожидать непрошеных гостей. Кто ты, близкий гость, дай ответ, - добр ли ты, приветлив ли? С чем придёшь ты, друже?
Исцарапанная столешница самодельного стола заставлена вырезанными из зеленоватого, похожего на малахит, мягкого камня баночками с краской, охапками кистей, грифельными карандашами, мелками, огрызками угольков, пыльными грудами бумаг и папок, стопками старинных, рассыпающихся прахом от прикосновения книг и альбомов. Добротно загрунтованная деревянная доска с еле заметным сероватым контуром рисунка на подставке. Отец Сергий сосредоточен. Очень уж нелегко даётся ему эта пока ещё не начатая работа. Будто что-то инородное, явно потусторонней породы, мешает ему окунуть кисть в краску и сделать мазок, а затем ещё и ещё.
Отец Сергий вздыхает и присаживается на трёхногий стул. Рассеянно смотрит куда-то сквозь догорающую свечу, встаёт и, перекрестившись, идёт на крошечную кухоньку в дальнем, отгороженном циновкой-пологом, углу кельи. Там он ставит на сложенную из камней плиту чайник – грубый, закопчённый, залатанный, чудом удерживающий воду в кубическом брюхе. Ждёт, когда тот закипит и наливает кипяток в пузатую, грубой лепки, кружку. Молча, вдыхая через ноздри пахучий пар, пьёт крепкую чайную муть. Точнее, не совсем чай, а смесь из высушенных местных трав, собранных в конце третьего, наименее дождливого, месяца Долгой Весны, когда в диких хвойных лесах по ту сторону Верхнего Янтарного Океана, на укромных полянах, расцветают душистые иссиня-лиловые цветы, чьи бутоны размером с голову взрослого человека, и высоченные "хвощи", чьи трубчатые "стебли" и длинные ребристые "листья" фосфоресцируют во влажном, напоенном слащавыми испарениями, сумраке.
Очередной глоток чая равномерно разлился внутри бодрящим теплом. Отец Сергий прикрыл натруженные, красные от недосыпания, глаза и невольно улыбнулся путаному клубку мыслей, что вновь вторглись в его одинокое затворничество: "Кто я в мирах сих безбрежных? Всего лишь человек, чья плоть всё так же слаба и ничтожна, несмотря на то, что её, вроде бы, когда-то рискнули усовершенствовать, прежде чем выбросить из знакомого колыбельного уюта в смертоносную пустоту. Но улучшился ли он, сделавшись, якобы, совершеннее и горделиво вообразив себя равным самому Всевышнему? О, нет... И снова, будто в насмешку, повторилось изгнание согрешившего Адама из благоуханных садов эдемских. Так зачем я здесь? Кого жду? Вестника ли светлого и долгожданного, что в час мой призовёт меня и, взяв за руку, словно дитя малое, уведёт туда, куда даже опытные матёрые кормчие бояться ступать? Его ли дождусь? Либо, кто знает, так и исчезну безымянным в этих могильных снегах? Оборони, Господи, и проведи мя, инока твоего многогрешного, тропою нехоженой по обратной стороне полуночи адовой... Спаси и сохрани, спаси и сохрани...".
Отец Сергий долго и пристально, о чём-то задумавшись, вглядывался в рисунок, взял кисть, обмакнул её в золото, но... Свеча, моргнув, угасла, впустив, наконец, истомившегося от ожидания давнего и непримиримого недруга – лютую морозную тьму Иномирья. Безглазую и немую. Убивающую чужаков без жалости и сожаления.
Но весна, короткая, прохладная и дождливая, обязательно вернётся на Кэр-Дэвайю. Сначала пролетят первые, самые тяжкие, четыре месяца воющих непрестанно ураганов, метелей и снегопадов, затем на ещё три месяца плюс-минус девять, а то и все тринадцать, дней установятся жесточайшие, вымораживающие любой намёк на жизнь, холода. В замыкающий Студёное Ненастье месяц окончательно появившееся из-за горизонта солнце отгонит стужу и слегка подтопит верхний снежный покров на равнинах и кое-где на вершинах низких гор. Толстенный ледовый панцирь на уснувших реках нехотя треснет и начнёт готовиться к более масштабному весеннему разрушению. Воды очнутся и шумно понесут осколки этого панциря к океанам.
Пока же снежная крупа сыпет дни и ночи, царапая навес, натянутый над входом в келью. Иногда снега выпадает так много, что путь наружу становится сущей пыткой из-за наметённых сугробов.
Отец Сергий на ощупь отыскал на известной полке, в картонной коробке, заранее припасённую свечу и привычно зажёг её. Восторжествовавшая было тьма недовольно отползла прочь и ощерилась, давая сим понять, что реванша не миновать, ибо свечей оставалось немного. Прошлая весна была голодной и слякотной. С неба то лил дождь вперемежку со снегом, то ударяли морозцы. Потому и "угрей" в реке было очень мало. Максимум, на что пришлось рассчитывать – крайне скудный запас сушёного "мяса" и совсем чуть-чуть подкожного "сала", вполне пригодного для изготовления свечей.
Кэр-Дэвайя - окраинная планета внешнего кольца системы Кора, открытая исследовательской миссией Климента Исаврийского, стартовавшей с орбиты Никомедии в начале правления Базилевса Никифора XII Гелиана. Более трёх столетий тому назад его предки, положившие начало роду Гелианов, наголову разгромили армады Шай-Ойо близ пламенеющей короны Ригеля. Эта славная и грандиозная победа по праву вошла во все "Стратегиконы" и иные учебно-тактические симуляторы Вселенского Ромейского Империума.
На буранной, постоянно переменчивой Кэр-Дэвайе отец Сергий обосновался пять с половиной стандартных староземных лет назад. Отправился туда сознательно, зная, что его ждёт впереди. Грузовой корабль, шедший в Скифские Пограничные Анклавы с трюмами, доверху набитыми оборудованием для терраформирования и компонентами для монтирования Нуль-пространственных приёмно-стартовых порталов, высадил его там в спасательной капсуле, щедро снабдив всем необходимым для более-менее нормального выживания в открыто недружелюбной климатической среде.
Поначалу отец Сергий жил в капсуле, приспособив её под временное жильё. В особенно невыносимые холода спал прямо в неудобном скафандре, согнувшись едва ли не в три погибели, охотился на брюхоногих речных "угрей" и "червей", чьё желейное "мясо" нашёл даже по-своему вкусным, хотя поначалу с непривычки его какое-то время тошнило. Однажды, вернувшись после недельного похода вглубь материка, он обнаружил, что от его жилья не осталось ничего, кроме обуглившегося каркаса, бывшего до того корабельной капсулой, и чудом уцелевшего минимума кое-каких вещей, нетронутых пожаром. Жадный огонь уничтожил альфа-коммутатор, единственную, хотя и непостоянную, но связь с представителями рода человеческого. Впрочем, отец Сергий не очень печалился по сему поводу – значит, на всё воля Божья. И принял это испытание как должное.
Неподалёку от прежнего места проживания, поближе к океанскому побережью, он нашёл пещерку в скальной гряде, расширил её и потихоньку перетащил туда свои оставшиеся пожитки. Постепенно быт наладился и первое Студёное Ненастье он вполне благополучно пережил, если не считать кое-каких неприятностей. Правда, накануне Долгой Весны его, одолела-таки лихорадка, но и она отступила.
Отец Сергий, сильно ослабевший от изматывающей немочи, бросавшей то в жар, то в холод, встал с постели, когда дымчатые лучи утреннего, уже незимнего, солнца прокрались в его келью и осветили все её даже малоприметные уголки. Он вышел наружу: над сиреневой гладью просыпающегося океана с разбросанными то тут то там островками льда вставало исполинское, яростно разгорающееся, светило, окаймлённое змеящимися протуберанцами. Белая, то испепеляющая, то замораживающая Кора, вокруг которой дрейфуют в полудрёме по своим орбитам двенадцать планет – газовые гиганты, каменистые, песчаные и ледяные шарики, россыпи астероидов и комет. На огнедышащем лике Коры, словно из ниоткуда, вдруг проявились четыре серпика лун Кэр-Дэвайи, невидимых ранее из-за плотной неподвижной облачности. Небо, почти очистившееся от облаков, заметно преобразилось, предвещая скорые и неожиданные перемены.
Заключительные аккорды стихающей капели. Лёгкий разноцветный дождик, пролившийся из странствующей тучки. Говорливые бегунки ручейков в тенистых оврагах. Хиленькая прозрачная растительность и пушистые шарики "плесневых цветов" на окрестных холмах и бугорках, где так приятно греться на солнцепёке. Восьмикрылые громадины-"стрекозы", треща и щёлкая, носятся над сонной, подёрнутой слизистой ряской, водой. В приречных кустах с клейкими игольчатыми листочками заворчало, заворочалось существо, отдалённо напоминающее "жабу". Вот и Пасха пришла на Кэр-Дэвайю.
После захода Коры, когда луны и звёзды заняли свои обычные места на резко, без смягчающих пастельных вечерних полутонов, потемневшем небосклоне, отец Сергий запел пасхальный тропарь: "Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав". В ночи чужого мира, где чужим было абсолютно всё, коленопреклонённый человек, малая живая песчиночка в бесконечности, назло всем напастям и страхам, молился и торжествовал: "О Пасха, великая и священная, Христе! О премудрость, Слово Божие и сила! Удостой нас совершеннее приобщаться Тебе в нескончаемый день Твоего Царства". И было ему хорошо и покойно.
Он был по-настоящему счастлив. Он пел и радовался вместе со всеми ликующими мирами Вселенского Ромейского Империума. Звёздной Сверхновой Византии, давным-давно, века и века назад, покинувшей материнскую земную обитель ради того, чтобы сполна познать Красоту и Величие Творения Божьего. Отец Сергий видел всех, кто в эту самую великую из всех ночей литургическую ночь был в соборах, храмах, провинциальных, Богом забытых, церквушках либо походных молельнях. Где бы они ни были - в лебедином великолепии устремлённой ввысь, к бриллиантовому и сапфировому шитью созвездий, Святой Софии в Новом Цареградском Пределе, где вполне можно было бы разместить население средней колонии, в звёздноафонском храме Святых Мучеников Фомальгаутских, в монастырях на медно звенящих равнинах Дикэ-Агриппины или в скромной, вмещающей максимум десяток человек, церквушке экспедиционного космолёта, направляющегося к ещё неоткрытым солнцам.
Вот статный и державный Базилевс Феодосий и его прелестная супруга Ирина в золотистом сиянии несчётных свечей. Владетели и Зодчие Империума. Носители Высоких Венцов, Держатели и Хранители Небес и Тверди. Отроки Димитрий и Роман в форменных, цвета грозового неба, мундирах с нашивками Цареградской Академии Дальних Миссий и Колонизации, где им предстоит обучаться и практиковаться в течение нескольких лет в ещё необжитых мирах Скифских Пограничных Анклавов. Генеральные Стратеги и Воеводы Объединённых Ромейских Фаланг и Линий - кир Никифор, кир Леонид, кир Хлодвиг и кир Винченцо. "Христос воскресе из мертвых...", - празднуют звёзды Воскресение Христа-Спасителя. "Воистину воскресе!", - слышится победный возглас Любви и Света, пронизывающий сверкающие жемчужины галактик, бережно и мудро нанизанные Создателем на могучие струны Вселенной. Как же чудесна и величественно прекрасна вечная музыка твоя, Боже! В ней, в её мажоре и миноре, в её радостях и печалях обретаемся все мы - Сверхновые Ромеи Империума, мчащиеся на немыслимых сверхсветовых скоростях во времени и пространстве.
Слёзы обжигают щеки отца Сергия. Никто их не увидит, никто не отрёт. Разве что дэвайийские луны и немилостивые плети ветров расхохочутся над ними и переломят напополам отчаявшегося пришельца. Теперь он точно знает, что никогда не вернётся назад, к ромейским звёздам, откуда ещё вчера, из прошлой, будто не своей, жизни, прибыл сюда, на всеми забытую Кэр-Дэвайю. Он никогда больше не увидит юную улыбчивую Ирину, летящую по залитой пылающим цареградским солнцем кольцевой галерее Чертога Базилевсов, откуда открывается потрясающий вид на Великий Гелианский Океан. Никогда не услышит бубенчик её ещё детского, но уже тронутого взрослыми заботами, голоска: "Отче, благословите меня. Сегодня я улетаю на Тэйкхе Тэйдж'Э, чьи повелители решились принять покровительство и благословение Империума. Пока мы направляем к ним группы начальной оценки и вероятностного прогнозирования. Я буду работать вместе с ними, невзирая на мой статус. Жаль, отче, что Вы не летите с нами. Тэйдж'Э существа настолько удивительные, что непонятно, кто же они такие на самом деле. То ли утончённые поэты и артисты, коим ведома суть слов, созвучий и образов, то ли демоны-искусители, чья сущность прячет в себе неслыханную жестокость. Они лавируют между раем и адом. И непонятно, кто одержит верх. Этого, отче, страшусь... Есть ли ад? Каков он? А если миры Тэйкхе Тэйдж'Э станут нашим проклятием? Что, если мы ошибаемся и наши старания обернутся против нас же самих? Мы несём истину и волю Империума иным, подчас отличным от нас, разумным расам и престранным формам жизни, искренне веруя в Универсальное Совершенство. И при этом по-прежнему пребываем в плену соблазнов и искушений... Так кто же мы, отче? Бывшие ограниченные земляне, замкнутые на махонькой планетке с типично кислородной атмосферой или могущественная космическая раса, сумевшая добраться до сотен и сотен звёзд, одолеть в сражениях невиданных доселе недругов и обрести не менее необычных друзей?".
Но не сумел тогда отец Сергий мудро, подобрав нужные слова, ответить Ирине, ибо верного ответа не ведал. Лишь благословил её и проводил до астропорта, с которого в исчерченное синими молниями цареградское небо стартовал стреловидный, окутанный вуалью противоперегрузочных полей, корабль, оставивший после себя лишь раскалённый след и оглушающе-горячий воздух.
С Тэйдж'Э отцу Сергию, таки, пришлось встретиться. Те действительно были существами своеобразными, склонными как к иррациональному созерцанию, так и вполне рациональным, даже жёстко-механическим, выводам. Люди их поражали своей открытостью, смелостью и дружелюбием. Они покоряли звёзды, хотя и не были божествами. Ещё у них была Вера, не вписывавшаяся ни в какие высокосложные физико-математические схемы. Тэйдж'Э рискнули исследовать её, но, к собственному прискорбию, потерпели поражение. Им пришлось вынужденно смириться с человеком, а также с Тем, Кто их таковыми делал – Страдающим, Скорбящим и Спасающим.
Помнится, будучи ещё ребёнком, маленький семилетний Сергий как-то спросил у отца, ксенопсихолога Дальней Миссии: "Есть ли Бог? Либо это всего-навсего некое абстрактное представление о Вселенной?". И отец повёл его через весь корабль на площадку внешнего обзора. Очутившись в её центре, Сергий зажмурился от страха и как можно крепче прижался к отцу - ему показалось, что они каким-то образом покинули безопасные пределы корабля и вот-вот погибнут в вакууме. И тогда он заскулил, заплакал от бессилия и ужаса. Но отец лишь положил свои широкие ладони на его плечики и негромко, почти шёпотом, сказал: "Смотри, Серёжка! И ничего не бойся! Эй, смелее!". Сергий открыл глаза и ахнул от изумления.
Таких звёзд он ещё никогда не видел! Повсюду горели, сверкали, мерцали, словно переговариваясь между собой, мириады и мириады огоньков, блёсток, искорок и светлячков. Высоко над головой, под ногами, на расстоянии вытянутой руки - только протяни и звёздочка сама упадёт тебе в ладонь.
В отдалении пылала колоссальная газопылевая туманность, похожая на сказочное чудище с широко распахнутыми крыльями. Бирюзовое и рубиновое солнца вставали над приближающейся поверхностью планеты цвета шафрана. Зрелище было настолько завораживающим, что Серёжке-Сергию тут же захотелось побывать на ней и непременно самому встретить, впитать в себя без остатка, этот незабываемый рассвет. "Это Вюрулл, система двух горячих звёзд, сынок. Шай-Ойо, будь проклято их семя, называют их Йэ-джэу и Кхайти-Тта. Тут, на этой вот самой планетке, была их колония и экспериментальные синтез-лаборатории с лагерями военнопленных. Всё тут кровушкой нашей, человеческой, и слезами горькими обильно полито. Господи, души мученические упокой!", - дрогнувший голос отца, увы, прервал грёзы Серёжки-Сергия. Добрая сказка обернулась чем-то страдальчески жутким, с душком сгнившей, кишмя кишащей червями мертвечины. Выходит, что его сородичи страдали и умирали в муках, встречая и провожая бирюзовые и рубиновые восходы и закаты?
"Никто иной, как Бог сотворил всё то, что ты сейчас увидел. Звёзды и солнца, планеты и луны, туманности и галактики... Всю нашу Вселенную. И мы, люди, его творение. Возможно, самое искусное. Помни об этом, сынок. Безбожие – грех непростительный. Особенно для нас, людей. Вот так то... Не забывай, Серёжка. Вера в Правду Божию, а не только звездолёты и гиперпространственные врата, ведёт нас к звёздам".
"Вера и Правда", - эти слова отца Серёжка-Сергий затвердил наизусть и после часто вспоминал их, где бы он ни был. Помнил и на Кэр-Дэвайе, славя Христово Воскресенье.
И, всё же, он вернулся к рисунку, когда отчётливо увидел его. Был и незримый вестник, молвивший: "Ну, что же ты, Серёжка? Чего медлишь-то? Вставай, ну, вставай же, не опоздывай! Поспеши, поспеши, Серёжка...".
И тогда на безбрежно-белое алебастровое поле, куда легли чистые снега Земли, пролились солнечное смеющееся злато, янтарь, пурпур, померанцы, изумруды и лазурь. И взглянуло оно на нас, Сверхновых Ромеев Империума, ясным тихим ликом того, кто, должно быть, уже прославлен и причтён к ликам вышним.
Отец Сергий устало взглянул на только что дописанный лик святого, имени коего он так и не узнал, и молитва сама слетела с его уст. Простые слова человека, просившего Создателя о мире, благе и скорой весне света.

***

- Моя госпожа, смотрите, что мы нашли. О, это... это потрясающе. Поверить не могу.., - чей-то голос, кажется Матфея, хронографа Миссии, вывел из полузабытья Ирину, супругу Базилевса Феодосия. Вот и свиделась она с отцом Сергием. Здесь, далеко-далеко, на Кэр-Дэвайе под белым солнцем Коры. Матфей услужливо передал Ирине небольшую икону. Она взглянула и твердь иноземельная вздрогнула и куда-то поплыла.
- Госпожа, госпожа, Вам плохо? Моя госпожа...
На неё, седовласую и постаревшую, но всё ещё благородно красивую, смотрел Димитрий - её сын, принявший смерть мученика на Ххайтане, когда Шай-Ойо учинили там бойню, обратив в скорбный молчащий пепел целую непокорную планету, освоенную и возделанную людьми. И ромеи снова, как и встарь, встретили их и отбросили прочь, за пределы Империума. Димитрий мучился почти сутки, медленно, капля за каплей, истекая кровью, но не издав ни единого стона, хотя Шай-Ойо, мастера изощрённых пыток, именно этого и ждали. Им было любопытно, когда же это тщедушное существо исторгнет вопль пощады и окончательно сломается. Обезображенное, лишённое одежды, тело Димитрия, распятое на оплавленном скелете изуродованного взрывом корабля, позже нашла спасательная команда. Она и доставила его в Чертог Базилевсов, где оно было погребено в усыпальнице Гелианов Ригельских рядом с его предками-ромеями - астронавигаторами-первопроходцами, полководцами, правителями Вселенского Ромейского Империума - блистательного, яростного, неукротимого мiра Веры и Правды.
- Да... отец Сергий был искусный иконописец. Не было ему равных на всех ромейских звёздах. Боже, но только как он узнал, откуда? Ведь Димитрий погиб вскоре после его кончины. Боже, Боже...
- Чудны дела твои, Господи! Отче Сергий, святой царственный новомученик Димитрий, молите Бога о нас, грешных, - взволнованно перекрестился Матфей. А Ирина, некогда смешливая любознательная девчонка, а ныне властная владычица Империума, видела уже Других. Лики. Сотни и сотни ликов святых, написанные отцом Сергием, глядели на сверхновых ромеев, сошедших с небес на просыпающуюся весеннюю Кэр-Дэвайю в воскресный день Пасхи Христовой.

"Не забывай, Серёжка. Вера в Правду Божию, а не только звездолёты и гиперпространственные врата, ведёт нас к звёздам. Вера и Правда".

Помню, отче, слова твои.

Алексей Ильинов

 Отправлено: 05.10.09 18:41. Заголовок: Да, мне это близко. ..

Да, мне это близко. Спасибо. И написано хорошо.
Обо всем об этом можно было бы еще поговорить поподробнее...

 Отправлено: 06.10.09 09:48. Заголовок: Евгений, большое Вам..

Евгений, большое Вам спасибо за добрые слова. Особенно приятно слышать это от талантливого автора, продолжающего традицию Ефремова. Конечно, у меня не так много, собственно, фантастических произведений (два основных своих рассказа я выложил здесь, на Форуме). Куда больше у меня поэзии и культурологических текстов — загляните на мою персональную страничку «Август Иоанна» - http://chaosss.ru/xaoc/ioann.html. Там собраны тексты разного времени (и, в том числе, и с разным «мировоззрением», которое было весьма пёстрым и неоднозначным). Пока же только делаю первые шаги. Да и, честно говоря, нашёл себя в небольших произведениях. Так что до повести вряд ли когда-либо дорасту. Пару лет назад одна «ортодоксально-православная» организация выпустила мой поэтико-прозаический сборник — правда, маленьким тиражом, разошедшимся довольно быстро. Впрочем, это уже пройденный и, увы, не самый лучший этап. Обрадован появлением объединения ТОППЕ — замечательная инициатива! От всей души поздравляю со столь знаменательным событием! И буду рад принять какое-либо участие в деятельности объединения. Кстати, кстати... Если у Вас есть какие-либо затруднения с изготовлением сайта, то его вполне может сделать Олег Гуцуляк. Сайт в духе «Ноогена» (то есть без излишних «наворотов» - флэш-анимации и проч. «хитростей») он вполне может сделать. Вот, скажем, примеры работы Олега как Web-дизайнера - http://www.narratif.narod.ru или http://www.mesogaia-sarmatia.narod.ru.

P.S.: Евгений, ещё на страничке ТОППЕ упомянут уважаемый "ефремовец" Трак Тор (Олег). Где можно познакомиться с его текстами? Буду признателен Вам, если Вы дадите ссылочку на его творчество.

 Отправлено: 06.10.09 14:48. Заголовок: *Алексей Ильинов: Симфония Бургляндии (Авентюра Первая: Архипелаг)*

*Симфония Бургляндии*
(Авентюра Первая: Архипелаг)

Посвящение Эрнсту Юнгеру

Ноябрь начался с промозглого ветра, налетевшего на Дом Кайзера из смятенных далей взлохмаченного моря, свинцово гудевшего под низкими сводами кудлатых седых туч - вестников предстоящей литургии великого зимнего безмолвия. Утром выпал снег, однако ближе к полудню он стаял, оставив после себя лишь призрачно-молочный пар, впитавшийся в хвойное молчание готических сосен парка Рудольфа.

Это была моя третья осень в Бургляндии, близившаяся к своему неизбежному концу, когда зима окончательно вступала в свои незыблемые права. И в этот раз осень умирала.

Три года назад я стал кадетом, приняв присягу тоскливым ветреным вечером на аппельплаце, мокром от ливня, нещадно обрушившегося на точеные башенки, лестницы и крытые галереи Дома Кайзера. Здесь, в Бургляндии, мне открылись многие вещи. Познав их, я увидел звезду Гелиополиса и стал тем, кем должен был стать. Все девять старинных Домов Бургляндии стали моей плотью, кровью и душой. Я научился слышать и слушать, в чем убедился позже, когда шептал слова мессы Солнца Непобедимого в торжественной тиши базилик Гелиополиса.

В редкое свободное время я и крепыш Рюдигер, единственный приятель, понимавший меня едва ли не с полуслова, бродили по песчаным дюнам, чье пустынное однообразие живописно разбавлялось спутанными прядями пожухшей травы, невысоким корявым кустарником с реденькой листвой и рыжевато-бурой сосной. Рюдигер любил море, ленивое шуршание его неторопливых волн и кавалькады растрепанных облаков, мчавшихся на раскаленный юг. Мы разводили костер из белесого от соли плавника и жарили ломтики хлеба, насаженные на прутики. Слегка подгоревшая ржаная корка аппетитно пахла дымком, отчего во рту тут же образовывалась голодная слюна. Рюдигер посмеивался: "Ты так и не научился правильно жарить хлеб. Тут тоже нужно свое умение. Так то вот". Я охотно признавал свой промах, отвечал шуткой и, прихватив наши фляжки, уходил к роднику. Рюдигер оставался у костра. По возвращении мы с жадностью ели хлеб, обильно посыпая его желтой крупчатой солью и запивая студеной ледяной водой, сводившей скулы и отдававшейся микроскопическими иголочками боли в зубах. Обратно идти не хотелось. В дюнах было покойно. Ничто не напоминало о неприютных громадах казарм и скучном камне плацев, разбитом бесчисленными сапогами кадетов. Мы смотрели на волны, набегавшие одна за другой на топкий прибрежный песок, где оставались длинные пенные следы. Они шелестели о чем-то своем, потаенном, недоступном нам. Быть может об островах. Островах Архипелага.

Где-то в середине осеннего Поста, когда раскатистая пустота комнат и бесконечных коридоров-лабиринтов Дома Кайзера заполнилась мутью пресной дремы, свойственной разве что этому времени года, Рюдигер задумчиво обмолвился об островах Архипелага, чей силуэт был иногда виден в ясную погоду.

- Знаешь, в последнее время я почему-то постоянно думаю об островах Архипелага. Как наваждение какое-то... Сон! Все плывешь и плывешь куда-то и даже не знаешь, что тебя ожидает в конце. Жизнь. Смерть. Все одно… Когда настанет наш час - ты сам поймешь это - мы отправимся к островам, чтобы увидеть звезду Гелиополиса. Те, кто побывал там, говорят, что она хорошо видна с самого дальнего острова. Ты веришь в это?

Я ничего не ответил. Слова здесь были ни к чему. Ибо я верил в звезду, в ее пронизывающий бледно-сиреневый свет, дарующий бессмертие богов. Я хотел раствориться в нем. Навеки. Навсегда. Безвозвратно. Это была моя тайная Вера. Я и моя Вера.

Все остальные дни я проводил в библиотеке Дома Кайзера, где подолгу ворошил груды ветхих фолиантов, крайне осторожно разворачивая слипшиеся страницы, и рассматривал роскошные запыленные атласы с искусно вычерченными картами Архипелага. Немногословный пожилой библиотекарь - мы уважительно называли его "герр Майер" - приносил пухлые глянцевые папки с гравюрами и фототипиями, созданными задолго до Великих Огневых Ударов. В этом была какая-то своя тайна, сравнимая с посвящением в иное, что невозможно выразить всеми знакомыми словами. С плотных листов атласов на меня скалились змееголовые корабли с полосатыми парусами, сторожившие длинный каменистый остров, усеянный башнями, курганами и погребальными стелами, исчерченными магическими письменами. Это был он - дальний остров Архипелага, откуда видна звезда Гелиополиса.

Вечером я опять писал стихи в тетрадь. Наивно-героические юношеские стихи, наполненные звуками вымышленных битв и боевыми криками дружин "морских королей", когда-то бороздивших разгневанные штормовые моря Бургляндии. Иногда слова путались, образовывая неудобочитаемые конструкции. Я вырывал листы, комкал их и тут же принимался писать заново, нервно перечеркивал только что написанное и под конец отбрасывал тетрадь. Перед глазами плыл низкий ноябрьский горизонт. Ранний вечер незаметно таял, впуская глухой полумрак вкупе с ночными духами. А на ветру безмолвно дрожала звезда.

Перед сном я подолгу всматривался в узкий стрельчатый провал окна, тщетно пытаясь разглядеть ЕЕ на тревожном небосклоне, прятавшем звезды. Сзади подошел Рюдигер и легонько ткнул меня в плечо: "Все… пошли-ка спать. Отец-надзиратель Дома Кайзера пообещал, что очень скоро мы отправимся на Архипелаг. Так что учись, дружище, работать веслами. Что, подловил я тебя хорошей новостью?".

Еще бы. Я едва не задушил его в объятиях. Еще бы! Мы отчалим от гранитной пристани Святого Георга, обогнем сколотый зуб скалы Двенадцати Мучеников, оставим далеко позади унылые сторожевые башни Лесной Марки и вырвемся на свободу, в открытое море. О, боги, боги, милостивые боги земли и неба, мы будем там, в открытом море!

На следующий день, сразу же после учебной конной прогулки в горах, Рюдигер подошел ко мне и, выдержав непродолжительную паузу, произнес: "Все! Послезавтра идем на Архипелаг. Причем идем при любой погоде".

Этого было более чем достаточно. На занятиях я все время пялился на портрет Первого Надзирателя Дома Кайзера, оставившего после себя трактат о плавании к Архипелагу. Статный седовласый старик в строгом оливковом мундире полковника стражи Гелиополиса пристально наблюдал за мной. Я же повторял его слова, затверженные наизусть: "Плавание по философскому морю полно скорбей и опасностей огненного чада Гадеса. Это вериги, кои дано носить лишь тем, кто отказался от тепла домашнего очага и навеки проклял все, что затягивает в трясину адамова невежества. Они - лед древний, как и все зримые и незримые миры, ибо ОНИ ПРЕВЫШЕ НАС в своем светоносном ангельском величии. Направь же утлый ковчег свой к островам Архипелага, дабы стать прахом в пожаре лучей звезды Гелиополиса. Слушай, слушай, слушай Кормчего! О, Град Солнечный! О, крест! О, роза! О, Солнце!". Лектор задавал вопросы, я что-то отвечал невпопад. За спиной послышалось чье-то хмыканье: "И этот туда же...".

Затем я долго бродил по мягким от опавшей хвои дорожкам парка Рудольфа. За кованой оградой тосковали голодные вороны. Тучи рыдали мелким дождем. Рюдигер шел рядом и молчал, уставившись куда-то вдаль. О чем он думал? О ярко-желтых полях горячей ржи и пыльных деревенских дорогах, заброшенном лесном кордоне в глубине дубравы, таинственных земляничных полянах, волшебстве ночи Святого Иоанна с хороводами девушек, робкими поцелуями и венками из душистых луговых цветов, плывущих по спокойной речушке, баюкавшей звезды? Рюдигер часто рассказывал об этом.

Мы свет твой, Господи. Мы свет твой. Свет Града Солнечного. Свет Предвечный. Слепну, слепну на дланях твоих…

Мне снились нагретые нежарким сентябрьским солнцем плиты просторных площадей Гелиополиса, Медвежий Столп, золотисто-небесные архангелы и янтарные слезы в лазоревых глазах Богоматери на фресках церкви Второго Вознесения, неподвижная вода в Замковом канале, где иногда вылавливали утопленников с удивительно красивыми ликами то ли людей, то ли кого-то другого, явившегося с обратной стороны. Я сидел на выступе колонны Императорской Галереи и просто наслаждался еще одним погожим днем, когда в прохладном воздухе пахнет чем-то сладким с изысканно-утонченным пряным привкусом, напоминающим о жгучем красном перце, кориандре, тмине, шафране и корице в лавках набожных огнепоклонников-персов. Здесь я невольно улыбнулся и вспомнил старого ворчуна Фарнуха, усердно подметавшего свою крохотную антикварную лавчонку, где он торговал всевозможными восточными редкостями - шерстяными домоткаными коврами, медной и бронзовой посудой, резными светильниками из мыльного камня и настоящим сокровищем - рукописными книгами в потертых кожаных футлярах с звенящими металлическими застежками. Фарнух кашлял в густых клубах пыли, ругался, но продолжал мести. Он жестом выгонял меня на улицу, чтобы потом встретить за прилавком, где неизменно красовались песочные часы, бронзовая чернильница, несколько перьевых ручек, очки с треснувшим правым стеклом, четки из пахучего сандалового дерева и изрядно потрепанный журнал для записей. Я не обижался и терпеливо ждал возле входа в лавку, изучая идущих мимо прохожих. Из раскрытых окон второго этажа соседнего дома лилось чье-то протяжное пение. Пели на фарси под мастерский аккомпанемент лютни. Над головой, под самой мансардой, о чем-то ворковали голуби. По середине улицы прошествовал тучный купец-перс, подпоясанный богатым кушаком. За ним едва поспевал тощий приказчик в шелковых шароварах, заправленных в новенькие канареечные сапоги. Неподалеку дорогу переходила женщина в пепельно-черной чадре. Пугливая стройная фигурка, завернутая, будто нарядная фарфоровая катайская кукла из коллекции антикварщика Фарнуха, в просторное одеяние, скрывавшее запретное. Наверняка одна из молоденьких жен какого-нибудь видного чина из Туранского Департамента, аккуратно отсылающего еженедельные отчеты во дворец Консула. Мне вдруг показалось, что я слышу мелодичный звон ее серебряных браслетов и монет, нашитых на душное платье. Звеньк-теньк. И еще раз. Звеньк-теньк. Нет. Это из Русского Квартала доносился колокольный звон. Величаво выводил колокол церкви Спаса-На-Крови, где всегда было тепло, пахло ладаном и восковыми свечами, а священник, облаченный в кроваво-красные ризы, пел канон из Вечернего Евангелия. "Хвалим тя, Господи, в час скорбный, в час мира Вечерний, когда Слово Твое покинуло нас! Слава в вышних Богу и на земле мир!"

Ныне тоже гудел колокол. И вновь из Русского Квартала. Так звонили только в великий праздник, когда все его жители шли в храмы, чтобы остаться там до следующего утра. По небесно-голубым горним лугам Гелиополиса плыл благовест, осиянный лучами солнца, народившегося в розовых водах зари. Благовест плыл над пакгаузами, складами и бастионами Красного Замка, переливался над перевернутой чашей купола Собора Цезарей, отражался эхом от растрескавшихся плит некрополей Тотенбурга, пролетал над скорбным Троном Радаманта и червонно-золотым шитьем садов Малых Гесперид и уносился далеко-далеко, за океанский горизонт, где волны сливались с кафедральными громадами туч - там по невидимой наковальне бухал гром, высекая искры серебристых молний. Над Градом моим - моим Гелиополисом - лился благовест, проникая в пропахшие крепким рыбным рассолом и йодом высохших водорослей полусонные улочки Нижнего Города, силясь разбудить их. Я слышал его голос: "Проснись! Ну же, ну же, проснись! Эй! Хватит спать!" В горле застрял комок. Глаза ослепли от бесчисленных солнц, паливших зенит. Мне грезились пламеннокрылые ангелы, сходящие по небесным лестницам, острия стрел, вознесенные к царственному солнечному оку, заклятые письмена на доспехах и клинках мечей стражей Гелиополиса и нежный, как тонкая пудра, мазок раннего вечера на яблоках из сада Гесперид, застывших на бронзовом блюде в кабинете отца-надзирателя Дома Кайзера.

"Проснись, лежебока! Ну и горазд же ты дрыхнуть!", - Рюдигер тряс меня за плечо.

- Яблоки…, - пробормотал я, вспоминая сон.

- Какие яблоки? А ну подъем! Или забыл? Сегодня идем на Архипелаг…, - засмеялся Рюдигер. - Яблок наешься в раю. Ну, или если очень повезет, на Гесперидах.

- Как Архипелаг? - и тут я вспомнил. Вспомнил! Сегодня… сегодня я увижу Архипелаг и звезду Гелиополиса.

- Архипелаг! Все! Завтракать и на пристань Святого Георга. Яблок я тебе не обещаю, но свежий кофе уж точно гарантирую, - и тут мне в лицо полетела рубашка. Я, шутя, ткнул в Рюдигера кулаком, но промахнулся и угодил в пустоту. В ответ донесся его смех.

За завтраком брат Франциск, старший помощник отца-надзирателя Дома Кайзера, назначенный нашим наставником, задумчиво сказал:

- Это ваш день. Увидите ли вы то, что должны увидеть? Не знаю. Все в руках Божьих. Задумайтесь над этим, господа кадеты. А еще лучше - помолитесь… Надеюсь, вам не будет стыдно за увиденное.

После непродолжительной паузы мы привычно уткнулись в свои тарелки. Каждый из нас прекрасно знал, о чем шла речь.

К Архипелагу плыли молча, набросив на головы капюшоны плащей, по которым дробно барабанили тугие дождевые струи. Глаза заливала вода. Липкие пряди волос падали на лоб. Весла вздымались и погружались в волны. Маслянистая вода с видной неохотой расступалась перед ботами.

Мы отчалили от пристани Святого Георга, обогнули утонувший в тумане зуб скалы Двенадцати Мучеников, оставили слева сторожевые башни Лесной Марки, просигналившие нам, и, после нескольких мощных, стремительных рывков, вырвались на свободу, в открытое море, оглушившее нас ветрами. Все так, как я представлял, лежа на казарменной койке.

Рюдигер откинул капюшон, окативший всех нас градом брызг, привстал и раскинул руки. Внезапный порыв ветра едва не сбил его с ног. Бот закачался. Рюдигер пошатнулся, но удержался. Брат Франциск заметил это, нахмурился и промолчал. Он понимал его чувства. В море было все - волны, ветер, отяжелевшие от снега тучи и свобода, бескрайняя свобода. Потому кажущееся святотатство Рюдигера было простительно.

- Архипелаг! - воскликнул Рюдигер. - Архипелаг! Видите? Там, на горизонте! Ну же! Эй! Слышите, слышите? Архипелаг!

Я видел его. Примерно в трех часах хода, на границе туч и океана проступили акварельные контуры островов, поросших кое-где редким лесом. Один из них, тот, откуда видна звезда Гелиополиса, чернел поодаль. Вместе с криком Рюдигера тотчас же ожили колокола Русского Квартала, и зрачок уколол ЕЕ луч.

Мы оставили боты в небольшой, но довольно удобной бухте, где море на немного смирило свой гнев. Неожиданно брат Франциск опустился на колени и молитвенно сложил руки. И тут я услышал… Услышал слова, заученные мною наизусть. Слова Первого Надзирателя Дома Кайзера. Наше плавание завершилось. Мы достигли заветного, прикоснулись к сокровенному, отчего наши души обрели благодатную целостность неземной весны, рвущей ледяную удавку полуночного мрака. Мы ожили… Старый торговец антиквариатом Фарнух тоже говорил об этом: "Когда скорбь мира проходит, Башни Молчания обретают голос и начинают говорить. Солнце согревает землю, готовую для иного, вечного посева. Все свершается по воле Всевышнего. Он услышал молитвы жрецов-мобедов. Причастись и оживи!" Воистину, старик далеко провидел.

И брат Франциск повел нас. Мы перебирались через нагромождения скальных глыб и пересекали просторные каменные пустоши, продирались сквозь беспорядочно-густые заросли дикой смородины и шиповника, осторожно шли по замшелым полусгнившим стволам деревьев, переброшенным через промоины и овраги, на дне которых бесновались ручьи. Привал сделали в покосившейся избушке хранителя острова, где перекусили разогретыми на костре консервами и сухарями. Я прихлебывал дымящийся смородиновый чай из черной от копоти кружки, наслаждаясь его горьковатым, слегка вяжущим язык, привкусом. Наверное, нет ничего божественнее крепкого чая и свежего сухаря из вещмешка, тугого от всякой всячины. Из туч пробился тоненький росток солнечного луча, оживившего скользкие от дождя бревна избушки. Напитанный водой мох задышал, задымился.

Менее чем через час мы снова тронулись в путь, оставив напоследок хранителю острова спички, немного медикаментов, пакет с рыболовными снастями и еду. На этот раз брат Франциск повел нас по иному, известному видно только ему, маршруту. В глубине острова обнаружился разрушенный мост и крутые ступени, выбитые в скале, откуда открывался потрясающий по красоте вид на соседние острова. С высоты море виделось расплавленным свинцом, откуда выпирали мохнатые горбы скал, точно это были усмиренные богами свирепые инеистые гиганты, обессиленные и обреченные на забвение. Если бы только старик Фарнух мог все это видеть!

Ближе к вечеру мы отправились к дальнему острову Архипелага, где собирались заночевать. Гребли тяжело, рывками, оставляя в стороне хмурые мглистые кручи, ныряя в бездонный омут клейкого тумана, стлавшегося драным саваном по волнам.

Когда остров стал наползать на нас угрожающей темной глыбой, ночь пала плащаницей на Архипелаг.

Мы причалили к бывшей пристани. О ней напоминали зеленые от водорослей волнорезы и едва заметные останки свай. Из глубины острова потянуло влажной сыростью и прелой листвой (было что-то знакомое, пришедшее из детства, в этом запахе, где перемешались дуб, клен и лещина) с едва-едва уловимым, каким-то далеким и чужим ароматом хвои. В тучах появился небольшой матовый просвет с двумя-тремя тусклыми звездами, осветившими на мгновение всех нас, ожидающих чего-то необъяснимо необъятного.

Брат Франциск смело шагнул в слепую темень, хрустнув костяком плавника, неосторожно раздавленного ногой. Мы медленно, с некоторой опаской потянулись за ним. Ни один из нас не оглянулся, ибо там плескалось море, где в тумане скрылось, растворилось, утонуло все прошлое, ненастоящее, все еще бередившее закоулки памяти: ночник у изголовья, теплый золотистый отблеск на образе Николая Угодника, простуженный кашель няни, топот босых ног по холодному полу, завернутый в сказочную серебряную бумагу подарок под рождественской елкой, разбитая коленка сестры, грустная улыбка на лице влюбленной дочери управляющего, кровь на отцовском кинжале, влажные от слез глаза матери перед моим отъездом в Бургляндию. Часы замерли. Время остановилось. Тишина. Стук сердца. Бормотание волн. Приглушенное шелестение гальки. И еще шорох. Словно чей-то голос. Шорох ветра.

А мы все шли и шли. Голые колючие ветки больно били по лицу и рукам, оставляя порезы и царапины. Раз или два я спотыкался и падал в зябкую от ночного инея траву. Чьи-то руки поднимали меня, кто-то неразличимый в сумерках (похоже, что Рюдигер) дышал в лицо дешевым солдатским табаком, и мы продолжали идти.

Наконец движение прекратилось. Я замер. Впереди сделали то же самое. Тишина. Ни единого звука. Вокруг не видно ни зги. Время... Кто сейчас думал о нем, когда каждый из нас стоял на пороге?

- Все…, - услышал я. - Вы пришли. Дальше идти некуда.

Больше брат Франциск не вымолвил ни слова. Слова иссякли. Перестали существовать.

Хотелось плакать. Или кричать. Но… все на острове, все, вплоть до крохотного побега пустырника и растрепанного пера серой чайки, жило тишиной. И не было ни единого звука. Остров на краю всего.

Свет. Боже, Боже, Боже! Свят! Свет! Полог тьмы разорвался, чтобы обнажить неземное великолепие звездной чеканки, пасть и уже никогда не вернуться. И мы увидели. Узрели. Ослепли на дланях Его…

Горизонт почти очистился от туч. Там все еще тлели иссиня-багровые угли осеннего заката - нереальные, морозные, вечные. Морская бездна цвета темной венозной крови неторопливо вздымалась и опускалась, протяжно выдыхая пар, лепивший в воздухе причудливые фигуры. Прибой исступленно размывал берег, обтачивая дряхлый камень, покрытый трещинами едва различимых значков и рисунков. Ночь давно перевалила за половину. Я ждал. По щекам катились слезы. Неужели я плачу? Разве я не разучился… плакать? Нет. Я сглатывал слезы и продолжал ждать. Невесть откуда налетевший ветер ударил по глазам, царапнув на прощание когтистой снежной крошкой.

Потом мне стало ясно, почему я плачу. Сквозь слезы я увидел. Звезда Гелиополиса пересекла все девять звезд созвездия Одинокого, задержалась возле красноватого пятнышка Волчьей звезды, и замерла в зените, как раз напротив трезубца Десницы и Меча Господня.

Кто-то всхлипнул, но тут же умолк. Я обернулся, но никого не смог разглядеть. Ни коленопреклоненного Рюдигера, ни близорукого Янчевецкого, ни брата Франциска, судорожно перебиравшего четки. Все исчезло. Остались лишь камни, уродливые стволы сосен, прибой, море, обманчивая неподвижность студеного ноябрьского неба и звезда Гелиополиса.

- …и яблоки сада Гесперид, и колокола Русского Квартала, и звезда Гелиополиса, - все по воле Всевышнего. Если веруешь, то истинно обретешь. Разве Вы не ощущаете этого? Или молитва Ваша не более чем красивая обложка молитвенника с каллиграфически выписанным именем? "Мол, вот я, Господи, воззри на меня, грешного и не забудь одарить всеми возможными милостями", - спросил антикварщик Фарнух, когда я покупал у него редкое издание древнеперсидской поэзии с поздними комментариями Ксантиппы фон Небельхайма.

- Чем вы недовольны, почтенный Фарнух? - отозвался я, бережно принимая книгу и перекладывая ее в новую виниловую папку с красным гербом Департамента Стражи Гелиполиса.

- Все тем же, тем же. Зимой всегда болят кости. А сегодня как раз первый снегопад. Снег так и сыпет с утра. Дождались на свою голову зимы. Ну что тут поделаешь? - Фарнух вздохнул и привычным движением смахнул случайную ворсинку с прилавка. - Смотрите, будьте аккуратны с книгой. Бумага старая. Такую сейчас не делают…

- О, не беспокойтесь, почтенный Фарнух. Вы же хорошо знаете, как я обращаюсь с книгами, особенно с такими драгоценностями, как эта? - я поспешил успокоить его, параллельно продолжая возиться с непослушными застежками папки. Мне стало как-то неудобно перед мудрым Фарнухом.

- Ничего. Это я так… К слову. Простите, если ненароком оскорбил вас, - извинился антикварщик и еще раз вздохнул.

- Что вы, почтенный Фарнух, - тут уж я окончательно смутился. Застежки папки, наконец, поддались.

- Скажите, сегодня вы опять пойдете по улице Базилевса Константина?

- Да, почтенный Фарнух. Я всегда там хожу.

- Я пойду с вами. Мне хотелось бы немного пройтись перед сном. Сейчас закрою лавку и пойдем, - Фарнух, шаркая ногами, вышел из-за прилавка. Я помог ему набросить на плечи шерстяную накидку, залатанную в нескольких местах, но выглядевшую при этом вполне благопристойно. Антикварщик окинул свои владения долгим взглядом. Даже уходя на полчаса, он прощался с миром, ставшим для него смыслом всей его жизни.

Какое-то время Фарнух гремел замком дверей, издававших нудный скрип. Как старик не смазывал им петли, они все равно продолжали скрипеть на свой лад. Мы вышли на улицу. Она поразила нас крахмальной белизной и легким приятным морозцем, стянувшим вчерашние лужи тонкой хрустящей корочкой. Знакомая улица преобразилась. Снег тщательно выбелил грязную мостовую. Мне показалось, что прошла целая вечность с того момента, когда я, уставший и ужасно голодный, вошел в тесную лавочку Фарнуха, где едва-едва могли разместиться три, в лучшем случае четыре, человека. Как же все изменилось! Еще вчера все было по-другому - серо, тошно и нелепо. Осень пролетела, омыв уставшее тело земли беспрестанными дождями. После зимы со святочными плясками ряженых, бессонными ночами, освященными молитвами, восковыми свечами и трубным воем вьюг все вернется на круги своя, чтобы заново родиться в огненной купели нездешней весны.

В окнах соседнего дома зажегся первый вечерний свет. С припорошенного снегом карниза вспорхнули птицы. Где-то хлопнули ставни, и звонкий женский голос позвал заигравшегося ребенка: "Ступай домой! Сколько мне еще тебя звать?" А малыш упрямо твердил: "Еще немножко, мамочка. Совсем чуть-чуть. Здесь так чудесно".

- Чудесно… Так и должно быть. И этот снег, и мои больные кости, и даже книга, приобретенная вами... И Звезда Гелиополиса…Снег обязательно скроет пепел…, - негромко промолвил антикварщик Фарнух, опьяневший от стеклянной чистоты воздуха и крупных снежных хлопьев, безмятежно круживших над Гелиополисом. - Вы идете, молодой человек? Нам пора…

- Пора, почтенный Фарнух…, - ответил я, приподнимая шершавый воротник шинели.

А снег все сыпал и сыпал…

Зима 2001 - Апрель 2004 года

Алексей ИЛЬИНОВ

Релевантная ссылка:
Эрнст ЮНГЕР "Гелиополь" - http://www.lib.ru/INOFANT/JUNGER

 Отправлено: 28.10.09 21:21. Заголовок: Интересно. Модель Вс..

Интересно. Модель Вселенной и общества, вернее, обществ, несколько отличается от моей, но именно этим и интересно.
Ну, раз у Вас события происходят уже через века от ВКВ, то скажите, что, таки, земляне сделали с корнами? А именно, уничтожили или нашли способ вернуть к жизни? Если нашли, то какой. Евгений, не смотря на свой воинствующий гуманизм, помнится, говорил, что корнов нужно уничтожить.

 Отправлено: 28.10.09 23:34. Заголовок: Алексей Ильинов пише..

Алексей Ильинов пишет:

цитата:

Итак, друзья мои, написал свой первый «ефремовский» рассказ. Специально для Проекта ТОППЕ. Надеюсь, что Евгений, Андрей, Сергей и другие братья-ефремовцы оценят мой более чем двухдневный труд

С интересом прочитал представленный рассказ. Написано красочно и местами даже поэтично. Но, если позволите, несколько небольших замечаний?

Когда фантазия автора живописует нам далекие миры чужих звезд, это вполне оправдано и не вызывает никаких возражений. Автор здесь вправе представить чужой нам мир таким, каким он видит его сам. Но если мы переносим своих героев в пределы нашей Солнечной системы, здесь уже нужно быть предельно осторожными, чтобы не растерять ощущение достоверности за слепым полетом фантазии. Небольшие детали мира (достаточно изученного наукой) той или иной планеты, ненавязчиво разбросанные по тексту, придадут произведению неповторимый "аромат" реальности, пускай отличия будут заметны лишь специалистам. У меня это одно из основных правил.
Плутон, описанный Вами, выглядит красивой фантазийной картиной, оторванной от данных современной науки. Это прежде всего мир Мрака и Холода, где Солнце выглядит небольшой, хоть и довольно яркой, звездой на фоне других звезд на небе. Оно не может "тускло озарять" поверхность планеты и уходить за горизонт, как на Земле. Плотность Плутона 2100 кг/куб.м, что меньше плотности скальных пород, но вдвое больше плотности льда. Так что поверхность Плутона, скорее всего, покрыта метановым льдом и имеет сероватый оттенок. Немного удивили перечисленные Вами спутники Плутона, потому что, на сколько я знаю, единственным спутником планеты является Харон, который, собственно, и спутником назвать нельзя. т.к. его размеры вполне сопоставимы с размерами самого Плутона, а из-за расстояния разделяющего эту пару в космосе, на небе Плутона Харон должен выглядеть довольно ощутимой красноватой громадой (красноватой потому что на нем преобладают обычные скальные породы и водяной лед), правда, этот оттенок будет почти незаметен из-за отсутствия отраженного солнечного света. Так что скорее, он будет висеть в небе Плутона "зловещей темной громадой". (кстати, оба уже официально выведены из списка планет Солнечной системы!)

Еще у меня возникло много неясностей в связи с описанием Обелиска. Осталась сомнительной целесообразность его возведения в таком виде именно на Плутоне, и не понятна сама процедура его постройки. В тексте описано, что он находится на неприступной скале над глубоким обрывом, и к нему ведет скользкая тропа, по которой довольно трудно взбираться... Возникает законный вопрос: каким образом в таких условиях был построен сам Обелиск, представляющий из себя довольно внушительное сооружение? И если он был построен в таком месте, то почему же строители не позаботились о его доступности для посетителей, для которых он собственно и возводился? Опять же, лично у меня возникают сомнения в целесообразности столь сложного архитектурного сооружения с перечислением на стелле имен многочисленных героев Земли и Кольца, со скульптурной группой именно на Плутоне... Почему его не воздвигли на Земле? На самом Плутоне, принявшем первый бой с корнами можно было поставить небольшой памятный камень, да и разрушенные Бастионы служат своеобразным памятником тех событий... Ведь обелиск с именами героев должен служить увековечению памяти об этих героях - памяти в сердцах земного человечества. К нему приходят люди, когда этого попросит душа, чтобы постоять, помолчать и вспомнить, к нему приводят детей, чтобы не разрывалась связь поколений... Здесь же такой возможности широкого посещения нет (вряд ли все земляне регулярно посещают негостеприимную планету) поэтому теряется смысл подобного сооружения. Еще одна деталь, связанная с Обелиском. Чтобы хорошо читать имена героев, нужен постоянный и мощный источник света (не будет же каждый приходить со своим фонариком! ), а соответственно это дополнительная и неоправданная трата энергии для колонии землян на необитаемой и суровой планете... если же такой источник там все же подразумевается, то неплохо было бы отразить это как-то в тексте (это опять же "маленькая бытовая деталь" для большей достоверности).

Остался непонятным исход космического вторжения. Корны "...истреблявшие жизнь хладнокровно, искусно, профессионально, безукоризненно, не оставляя ей ни малейшего шанса... одна из многочисленных армад, кои странствовали по просторам Вселенной и выжигали дотла, до пепельного молчания, обители разума" - они что, добрались до окраин Солнечной системы, дали решающий бой, и получив "по зубам" ушли восвояси? Что-то неверится... К тому же Солнечная система это не клочок суши, который можно укрепить на ответственных рубежах и остановить врага. Что помешало корнам нанести прямой удар по Земле и выжечь ее дотла? Конечно, "... их ожидали очень давно и сумели подготовиться, создать сеть оборонительных Бастионов", но что помешало другим мирам Великого Кольца сделать тоже самое, тем более имея возможность "всеобщего оповещения"?..
Здесь, на мой взгляд, надо бы немного прояснить ход этой войны и внести ясность в ее итоги, хотя бы в нескольких предложениях.

Маленькое замечание по поводу встречи со Скитальцами. Наличие у земного звездного флота ЗПЛ делает несущественным упоминание о том, что "...Земля находилась ближе всех к месту Рандеву...", как о причине, по которой именно земной корабль был выбран для первой встречи со Скитальцами. Это скорее неосознанная дань "Туманности Андромеды", где космические полеты занимали годы человеческой жизни и расстояние имело существенное значение.

Есть еще мелкие несостыковки в тексте такие например, как: Эон говорит - "... Мы ведь вполне контролируем свои чувства и эмоции. И даже больше того - мы овладели ранее недоступными вершинами человеческой психики...", подразумевается тем самым что это относится и к самому говорящему, и в тоже время тут же: "...голос Эона почти дрожал. Он заметно волновался". Нелогично как-то. Понятно, что хотелось показать живых людей с эмоциями и чувствами, а не "античные мраморные статуи", но тогда нужно чем-то "пожертвовать" - либо этим желанием, либо желанием сопоставить своих героев с ефремовскими...

И последнее. Картина Марса, конечно, поэтична и впечатляет грандиозность преобразований на нем, но вряд ли подобные кардинальные преобразования достижимы человечеством, у которого на руках столь "плачевный исходный материал". Прежде всего, это проблема воссоздания на Марсе достаточно плотной и кислородонасыщенной атмосферы, связанная с почти полным отсутствием магнитного поля у планеты, а так же достаточного количества воды в свободном состоянии, нестабильности оси вращения планеты и многих других факторов. Если пожелать заполнить моря и океаны Марса водой, то путь будет один - путь таяния полярных шапок и подпокровных льдов, но тогда эти составляющие марсианской поверхности попросту перестанут существовать. Климат претерпит серьезные изменения и будет отличаться от описанного Вами... (видимо при написании марсианского ландшафта было влияние фильма "Вспомнить все"? )

Но в целом рассказ понравился, и после некоторых доработок и предания ему большей структурной определенности, он станет вполне достойным наследия Ефремова. Интересно, Алексей, замысел этого произведения у Вас зрел давно, или же оно было полностью экспромтом?

 Отправлено: 28.10.09 23:41. Заголовок: Здорово, вот здорово..

Здорово, вот здорово!
Прекрасный рассказ, грустный, красивый, в то же время - радостный...
Прекрасный СЛОГ. Замечательные КАРТИНЫ...
В общем, я считаю - да, чудесный рассказ...
------
Я тут занялся эсперантской перепиской и разными на эту тему экспериментами - наверно, теперь вернусь к повести...
Алексей меня просто вдохновляет!!!

 Отправлено: 28.10.09 23:53. Заголовок: Я бы сделал более дл..

Я бы сделал более длинную РЕЧЬ НАСТАВНИКА. Гуру они любят много слов говорить :-)
-----
Ну, Странник! Я с тем, что Обелиск установлен на Плутоне, оченно даже согласен. Это - красиво! На Земле все бы смотрели, всем бы нравилось, но это стало бы ОБЫЧНО. А тут, чтобы посмотреть, нужно лететь черти куда... И полетят!!!
Ну да, Солнце видно как яркая звезда. Но и от Сатурна бывает тень...
Но вот еще замечания. Отправился к солнцу, где назначено Рандеву - то есть к ЗВЕЗДЕ?
Когда летит ЗПЛ, вряд ли нужен "антигравитационный кокон". Даже для периода набора скорости у "обычных анамезонных" звездолетов уже использовались "магнитные" антигравитационные устройства, действующие, наверно, на весь корабль... А уж у ЗПЛ...

 Отправлено: 29.10.09 00:03. Заголовок: Андрей! Я не высказы..

Андрей! Я не высказывался за уничтожение "корнов". Наоборот, изначально я считал, что люди ПОЖЕРТВУЮТ ЗЕМЛЕЙ, но их спасет какой-то случай. А теперь я думаю, что на Земле возникает некое ответвление земной цивилизации, "домен", берущий начало от "Пещерного Города", более высоко развитого в нек. отношениях, чем остальная земная цивилизация. Он и примет на себя главный удар. "Корны" будут отброшены, а вокруг Солнечной системы будут воздвигнуты мощнейшие сооружения - Великие Стены. Корны просто останутся далеко позади в техническом отношении. Настолько далеко, что не смогут причинить ни людям Земли, ни обитателям иных цивилизаций Великого Кольца никакого вреда.

 Отправлено: 29.10.09 01:07. Заголовок: Эуг Белл пишет: Анд..

Эуг Белл пишет:

цитата:

Андрей! Я не высказывался за уничтожение "корнов". Наоборот, изначально я считал, что люди ПОЖЕРТВУЮТ ЗЕМЛЕЙ, но их спасет какой-то случай.

Не нашёл. Но хорошо помню, что Вы в какой-то теме сказали, что не видите способа вернуть корнов этому миру и их нужно уничтожить, и это было уже после того, как Вы высказали мысль о том, что нужно пожертвовать Землёй. Насколько я помню, Вы предлагали вложить эту мысль в уста Карту, и сделать его проводящих в жизнь её исполнение. Кстати, было бы неплохо если бы Вы описали это поподробнее.

 Отправлено: 29.10.09 09:51. Заголовок: По-поводу "корно..

По-поводу "корнов" есть одна идея, но хочется ее потом выложить как сюрприз...
Не обессудьте

 Отправлено: 29.10.09 10:48. Заголовок: Спасибо, уважаемые С..

Спасибо, уважаемые Сергей, Евгений и Андрей! Волновался, когда выкладывал... Всё же не так много сейчас «ефремовских» произведений и каждое из них горячо и живо обсуждается. Сказать по правде, рассказ родился «внезапно». Думаю, это будет первой главой мини-повести, где как раз будет рассказываться о "Гаэтане" и его Миссии к месту Рандеву. Насчёт научных «нестыковок»... да, конечно же они есть. Хотя насчёт Плутона я как раз кое-что прочитал. Мнения разнятся и очень даже. И насчёт спутников. Кстати, это данные из «Википедии». Марс в моём произведений, честно говоря, не совсем «ефремовский», а, скорее, из Казанцева, его «Фаэтов», Дэна Симмонса и его «Гипериона» и «Эндимиона» (прочитайте его описание Марса, где есть и леса, и реки, и даже моря... да и Вселенная Симмонса — это нечто!!!) и Бердника. Да и рассказ во многом получился бердниковский, где «возможно всё». Иван Антонович, безусловно, был учёным, который к излишним поэтическим вольностям относился скептически. Я и сам, когда начал писать, понял, что совсем как Иван Антонович писать не смогу. Да и в последнее время я перечитывал «Пути Титанов» Бердника и его «Звёздный Корсара».
Теперь насчёт корнов... Тут у меня возникло такое чувство, что, похоже, я принял точку зрения Евгения — а именно, что корнов дОлжно «перезагрузить» изнутри. Понимаете, это совсем как в древнескандинавском эпосе о Нифлунгах-Нибелунгах и драконе Фафнире, которого Сигурд-Зигфрид поразил, но дракон предупредил победителя, что на его место придёт другой дракон — сам Сигурд. Потому и как-то не решил, что делать. То ли истребить и возрадоваться, чепчики в воздух бросать, то ли попытаться остаться ЧЕЛОВЕКОМ и сделать что-то подлинно ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ. Я ДОПУСТИЛ вторжение корнов в Солнечную Систему, которые сумели причинить немалый ущерб земному «парадизу».
Насчёт психологии... Да, вершины достигнуты, но это не значит, что люди будут эдакими «суперменами» или «големами». Не верю я в это. Совсем не верю. Они будут волноваться, они будут плакать, они будут смеяться... Да, где-то они будут более закалёнными и выдержанными... Тут, друзья мои, Достоевский дал о себе знать... Его «Бесы». Диалог о «богочеловеке» и «человекобоге». Очень мудрый и более чем актуальный диалог. Его бы нашим известным друзьям-утопистам почаще перечитывать и решить раз и навсегда для себя, чего они хотят достичь, к чему, таки, прийти.
Теперь об Обелиске. Для меня это, прежде всего, символ ГРАНИЦЫ между Светом и Тьмой. Насчёт его описания... Думал было сделать подробное описание, но только потом, честно говоря, «забил». Пусть у каждого будет свой Обелиск. Что же касается его «готичности»... Нет, подразумевается, скорее, не храм (то есть сооружение), но некая ажурная конструкция, Памятник и памятные стелы. И посещение Обелиска (одного из в Солнечной Системе) я рассматриваю как, прежде всего, ЛИЧНОСТНОЕ. Там не стоят в почётном карауле пионеры в красных галстуках, так не горит вечный огонь... Там только холод, льды, скалы, звёздный свет и молчание. А ведь только сейчас понял, ПОЧЕМУ я разместил Обелиск на Плутоне. Совсем ведь недавно перечитывал «Левую руку тьмы» Урсулы ле Гуин, где тоже есть льды, холод и какая-то безысходность.
Да и насчёт ЗПЛ нужно было подумать... Но, всё же, я не считаю, что люди могут «запросто» с их помощью перемещаться по всей Вселенной. Всё же я вижу какое-то ограничение.
Теперь же насчёт Приглашения Скитальцев. Конечно, всё Великое Кольцо могло его услышать, но я отдал предпочтение именно Земле. Прежде всего потому, что Солнечная Система расположена на окраине нашей Галактики, а Скитальцы как раз приближаются (возможно) к ней.
И теперь ещё момент. Вы обратили внимание, что в рассказе в качестве эпиграфов взяты строчки из Блока. То есть я отважился вставить что-то «блоковское» в «ефремовский» контекст. Да и Александр Александрович очень даже близок нам... Я ввёл его «Рыцаря-Грядущее» (из комментариев к «Розе и Кресту») в мир «Туманности Андромеды». Ведь и мой Наставник получился эдаким Гаэтаном — старым рыцарем-розенкрейцером и альбигойцем, хранителем Тайны Грааля, но не «заумным» сухарём, который так и сыпет научными цитатами и поучениями. Тогда как Эон Даль, получается, это рыцарь Бертран из блоковской же драмы.
Уф... Ещё раз спасибо! Стало быть первый блин был «не комом».

 Отправлено: 29.10.09 11:27. Заголовок: Насчёт Плутона, как ..

Насчёт Плутона, как я сейчас в Интернете посмотрел, мнение на мнении. Кстати, Сергей, Ваша точка зрения - «одна из». Тут споры идут нешуточные (особенно в НАСА). Скажем, есть мнение, что Плутон то удаляется от Солнца, то приближается к нему. Потому и Солнце там будет выглядеть по разному — и как яркая звезда, но и как диск. Вот, скажем, весьма любопытная ссылочка (особенно интересна приведённая иллюстрация Плутона и Харона) — http://www.astronet.ru/db/msg/1171838. + ещё ссылка: http://www.ng.ru/science/2005-06-22/14_pluton.html. Вот цитата оттуда: «Следует заметить, что орбита Плутона очень вытянута, и иногда он оказывается даже ближе к Солнцу, чем соседний Нептун. Правда, подобная смена происходит нечасто, ведь для того, чтобы сделать один оборот вокруг Солнца, Плутону необходимы 248 с половиной лет. Последняя «рокировка» произошла совсем недавно – в 1979 году – и длилась 20 лет. Теперь Плутон удаляется от Солнца на долгие и долгие годы. Из этого можно заключить, что «полярная ночь» на Плутоне чудовищна и безнадежна».
На некоторых иллюстрациях Солнце на Плутоне действительно изображается то как яркая, далёкая звезда, то как светящийся диск, который вполне может давать свет, но очень тусклый: «С поверхности Плутона Солнце кажется лишь яркой звездой, хотя и в 250 раз более яркой, чем полная Луна. В своем путешествии по орбите Плутон не одинок – у него есть спутник. Его открыли в 1978 г. и назвали Харон».
Евгений, что же касается антигравитационного кокона-камеры. Я не считаю технические описания Ефремова абсолютными. С момента написания «ТА» и «ЧБ» прошло ведь ой как много времени и в НФ тема эта была развита капитально. Камеры эти я, так уж и быть, признаюсь, «стащил» из фильма «Сквозь горизонт». Да ещё вспоминал корабли из «Гипериона» Симмонса. Там примерно были такие. Да и, на мой взгляд, нет смысла копировать Ефремова на все 100% (тем более его техническое видение), ибо самое главное у него, всё таки, его уникальная философия.

 Отправлено: 29.10.09 11:54. Заголовок: Алексей Ильинов пише..

Алексей Ильинов пишет:

цитата:

Думаю, это будет первой главой мини-повести, где как раз будет рассказываться о "Гаэтане" и его Миссии к месту Рандеву. Насчёт научных «нестыковок»

Вот это хорошая мысль! Действительно затронуая тема требует более развернутого изложения и большего объема произведения, нежели рассказ.

Насчет спутников Плутона: я действительно как-то пропустил открытие новых. Каюсь. Хотя размеры их не определены, так что пока остается спорным вопрос об их статусе. Некоторые астрономы любят закреплять за собой звание "первооткрывателей". А вот фотография Плутона-Харона и двух крохотных звездочек навела на некоторую мысль с разрезе уже где-то мелькавшей истории о возможном посещении Плутона пришельцами, либо о том, что сам Плутон является чужеродной планетой из другой системы, на которой остались следы присутствия древней жизни. Подумалось: а что если эти два новых спутника всего лишь исскуственные объекты (нечто вроде орбитальных станций) - остатки той самой древней внеземной цивилизации?... Кстати, и сама система Плутон-Харон может быть искуственного происхождения (отсюда и странная плотность Плутона). Это может вполне увязываться и с некоторыми "странностями" окрестностей Солнечной системы, такими например, как кольца Урана. Ведь они, как не страннно, поглощают 80% солнечного света, и было предположение об их исскуственном происхождении (что если возможные жители Урана создали их специально для обогрева своей планеты?).

Действительно, орбита Плутона сильно вытянута и в теории ваш герой мог находиться на ней в момент приближения к Солнцу... Только диск этот будет все равно столь крохотным, что соперничать с темнотой на поверхности Плутона ему врядли будет под силу. И даже будучи звездой в 250 раз более яркой чем Луна тоже - ведь "яркость" и "светимость" это разные вещи.

Алексей Ильинов пишет:

цитата:

Да и, на мой взгляд, нет смысла копировать Ефремова на все 100% (тем более его техническое видение), ибо самое главное у него, всё таки, его уникальная философия.

Коприровать Ефремова ни в коем случае не стоит, иначе писатель превратиться в простого копировщика-подражателя. Важно не абсолютное совпадение миров, важно присутствие ефремовского духа!

 Отправлено: 29.10.09 12:07. Заголовок: Алексей Ильинов пише..

Алексей Ильинов пишет:

цитата:

Теперь об Обелиске. Для меня это, прежде всего, символ ГРАНИЦЫ между Светом и Тьмой. Насчёт его описания... Думал было сделать подробное описание, но только потом, честно говоря, «забил». Пусть у каждого будет свой Обелиск. Что же касается его «готичности»... Нет, подразумевается, скорее, не храм (то есть сооружение), но некая ажурная конструкция, Памятник и памятные стелы. И посещение Обелиска (одного из в Солнечной Системе) я рассматриваю как, прежде всего, ЛИЧНОСТНОЕ. Там не стоят в почётном карауле пионеры в красных галстуках, так не горит вечный огонь... Там только холод, льды, скалы, звёздный свет и молчание. А ведь только сейчас понял, ПОЧЕМУ я разместил Обелиск на Плутоне. Совсем ведь недавно перечитывал «Левую руку тьмы» Урсулы ле Гуин, где тоже есть льды, холод и какая-то безысходность.

Для простого символа получается слишком пафасно - имена героев, красивые скульптуры. Имена пишутся для того, чтобы их помнили люди. Если кому-то хочется лично прикоснутся к следам героических битв, то вполне достаточно будет развалин Бастиона и памятной доски с датами. Комплекс на Мамаевом Кургане или на Поклонной Горе строили как раз для того, чтобы массы людей приходили туда и вспоминали памятные собятия, скорбили. А для "личностного" ставят одинокие танки на постаментах вдоль дорог... Но это лично ваше вИдение, как автора, и спорить здесь не стану. Мне в глаза больше бросилась "труднодоступность" этого объекта и плохая освещенность.

 Отправлено: 29.10.09 12:12. Заголовок: Сергей, обожаю такие..

Сергей, обожаю такие вот идеи! Супер!!! Я ведь оттолкнулся от ефремовского Плутона, который изучила экспедиция планетолёта «Амат», чей экипаж забрала «Тантра». И, всё же, я предположил, что какой-то солнечный свет на Плутоне есть... По крайней мере как тусклый и исключительно бледный. То есть на Плутоне вечные сумерки, а зимою — так вообще «полярная ночь». Кстати, где-то в каком-то произведении советских НФ натолкнулся на мысль, что Плутон очень даже в будущем будут пытаться терраформировать. Например, у Снегова в «Люди как боги», где над Плутоном сияют искусственные солнца. Да и вообще, планета — очень загадочная, очень противоречивая, очень странная... Мне потому и понравилась она.
Насчёт Скитальцев я вот что думаю... Раса это, скорее, будет сродни ангелам с Арктура из «Язвы» Натали Хенеберг. Вроде бы и боги они, и могущественны, но изнутри они поражены Рагнарёком — Сумерками Богов (хотя и всячески подчёркивают, что это не так). По сути, «Гаэтану» они передадут отблеск своих знаний и уйдут в никуда.
Сергей, а насчёт ефремовского стиля... Так Вы ведь и сами, наверное, помните чудесные сборники «Школа Ефремова» (там была «фирменная» эмблема — космонавт с крыльями-солнечными парусами). Я вот совершенно случайно на книжном развале приобрёл три сборника из этой серии, а один вообще нашёл на мусорке (кстати, со статьёй Сергея Снегова, посвящённой Ефремову). За то я и Ваши книги люблю (как и тексты Евгения, Андрея и Тэя Рама), что в них есть то, чего сейчас КАТАСТРОФИЧЕСКИ не хватает. Соборности, любви, красоты, взаимопонимания... Возьмите хотя бы того же Дмитрия Володихина, одного из корифеев «неоампира», «похоронившего Мир Полудня»... Вроде бы и будущее, вроде бы и Российская Империя стала в 23 столетии космической державой, но войны продолжаются, и зверь в человеке вырос до, поистине, космических масштабов... Ну, ещё храмов православных понастроили на других планетах. А ведь вся советская «прогрессорская» фантастика была СОБОРНОЙ, и потому ни о каких религиозных атрибутах не думали... Просто делали, если угодно, дело Божье. Вспомните, например, дивный фильм «Через тернии к звёздам». Когда я его пересматривал не так давно, слёзы навернулись на глаза...

А вот насчёт Обелиска... Его нечасто посещают, поскольку пребывание на Плутоне весьма «экстремальное». Да и вряд ли его можно сравнить с Мамаевым курганом. Ещё, наверное, вот почему я так сосредоточился на Плутоне и его значимости... Всё же это была своего рода Брестская крепость (где есть и Бастион, и громадный памятник). И, несомненно, сверхпотрясение, обернувшееся значительными жертвами (ещё бы, когда человечество, вроде бы, избавилось от войн, воспитало в себе миротворца, а тут - Враг, да ещё какой, невиданный, страшный... вроде бы и ожидали его, но, не думаю, что представляли его в полной мере... в 1941-м году Сталин ведь тоже был уверен, что Гитлер нападать не будет, а «Красная Армия всех сильней»). Не хипповско-заумная утопия, где все счастливы и поют песни «светлого будущего», но испытание богов, которые, как выяснилось впоследствии, не совсем оказались богами. Заметил, кстати, что многие наши ефремовцы, особенно левого толка, «Час Быка», конечно, читают, обсуждают, но не совсем его «долюбливают», отдавая предпочтение, скорее, «Туманности...». Просто в «Часе Быка» показано своего рода «крушение богов». И Евгений в продолжении «Ивана-да-Марьи» заметил, что и на Земле корны немало дел тёмных свершили и никакие «навороты» не помогли... Чик — и все здоровы! Ан нет... Придётся пройти через муки, через метания, через надрывы и понять, что мы — не боги, а люди. По крайней мере, я так полагаю.
Ещё тут невольно вспомнил один из памятников ВОВ, который я видел где-то в Воронежской области... Там именно есть памятник (очень скромный и маленький), памятные стелы с именами и какое-то, прямо таки, «потустороннее» безлюдье... Просто он расположен был на некотором отшибе от близлежащего населённого пункта.
Но, Сергей, заметили то Вы верно... Я написал, скорее, поэтическую фантазию, но не серьёзное научно-фантастическое произведение, где всё просчитано вплоть до мелочей.

 Отправлено: 29.10.09 12:55. Заголовок: Сергей, и всё же я х..

Сергей, и всё же я хотел бы с Вами посоветоваться (прежде всего как с «профи»)... Ещё подредактировать свой рассказ (я его уже отправил Евгению для сайта ТОППЕ и ещё некоторым своим знакомым... Возможно, его скоро опубликует один мой знакомый контркультурный сайт, где я «продвигаю» ефремовские идеи (а теперь ещё и Аристон)), либо развить то, о чём Вы заметили, в других главах? Скажем, о ВКВ я хочу написать в другом своём рассказе, где Эон Даль как бы «проживает» некоторые её моменты. Единственное, за что я действительно переживаю, так это за стиль... Всё же я не профессиональный литератор, хотя и пишу давно. И, тем не менее, всё время нахожу, что есть в чём совершенствоваться и у кого учиться. И у Вас, и у Евгения, и у Андрея, и у Тэя Рама. Заранее Вам признателен!

 Отправлено: 29.10.09 13:04. Заголовок: Алексей Ильинов пише..

Алексей Ильинов пишет:

цитата:

Не хипповско-заумная утопия, где все счастливы и поют песни «светлого будущего», но испытание богов, которые, как выяснилось впоследствии, не совсем оказались богами... Просто в «Часе Быка» показано своего рода «крушение богов».

И у меня, кстати, прослеживается та же мысль, которая исподволь разбросана по всем романам серии, и только в романе "Лава" герой ясно осознает, что Трудовое Братство, несмотря на всю свою гуманность, стремление к Добру и Справедливости, в конце-концов делает трагическую ошибку (хотя кто от них избавлен на таком трудном пути по "лезвию бритвы"?), стоившую многих и многих тысяч жизней людей, в том числе и землян. А в "Нити Кармы" я стараюсь показать истоки этой трагической ошибки, результат которой станет очевидным через почти сорок лет.

Алексей Ильинов пишет:

цитата:

Но, Сергей, заметили то Вы верно... Я написал, скорее, поэтическую фантазию, но не серьёзное научно-фантастическое произведение, где всё просчитано вплоть до мелочей.

И в этом, надо сказать, нет ничего плохого.